Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

Вместе с ночью приходит сон, но я час за часом решительно отгонял его прочь. И все же настал момент, когда мои веки начали опускаться в безвольном протесте и разум мой стал погружаться в дремоту. Две силы боролись теперь за власть надо мной: первая из них была страстным желанием провести ночь, бодрствуя и глядя на мир вместе со Сфинксом; а вторая — все более растущей готовностью уступить желанию собственной мысли и плоти подчиниться успокаивающим и усыпляющим ласкам окружавшей меня темноты. Наконец, мне удалось примирить их между собой, и я, в соответствии с достигнутым соглашением, остался сидеть, полузакрыв глаза, так что они стали похожи на две узкие, почти ничего не видящие щелочки, и погрузив свой разум в полудре-мотное состояние, в котором мысли мои были сосредоточены исключительно на галерее ярких красок, порожденных моим мысленным взором.

Некоторое время я провел в безмятежном полусонном состоянии, наступающем всякий раз, когда мысли замедляют свой быстрый полет и успокаиваются. Не знаю, как долго я пребывал в такой полудреме, но вдруг мои цветные грезы исчезли и передо мной вновь возникла огромная открытая долина. Она была залита тем таинственным серебряным светом, которым способна украсить ночной пейзаж только полная Луна.

А вокруг меня сновали сонмища темных фигур: некоторые несли на головах нагруженные корзины, прочие двигались вверх и вниз по скрепленным шестами строительным лесам, выстроенным вокруг огромной скалы. Некоторые из этих людей были явно иностранцами: они отдавали приказания рабочим и внимательно следили за тем, чтобы работавшие на скале молотками и резцами люди не отступали от намеченного плана. Воздух звенел от звуков их ритмичных ударов.

Лица у всех этих людей были вытянуты и суровы, кожа — красно-коричневого или серовато-жел-того цвета, а верхние губы — заметно больше нижних.

И когда их работа была закончена, о чудо! — одиноко возвышавшаяся среди пустыни скала превратилась в огромную человеческую голову, сидящую на гигантском львином теле. А вся фигура оказалась лежащей на дне искусственно устроенной в скальном грунте обширной ложбины, куда можно было спуститься по крутым и широким ступеням. Поверх причудливой прически, края которой были убраны за уши Сфинкса, был установлен огромный диск из чистого золота.

Сфинкс!

Люди вдруг исчезли, и долина опустела, как заброшенная могила. И тут я увидел море, воды которого охватили все, что находилось слева от меня, до самого горизонта. Расстояние до берега на взгляд было не больше лиги. Воцарилась зловещая тишина, которой, впрочем, я вовсе не замечал, пока из самых недр океана до меня не донесся какой-то рокочущий звук. Земля затряслась и заволновалась подо мною, и огромный вал воды с оглушительным ревом вздыбился до самого неба и, с безудержной силой ринувшись к нам — ко мне и к Сфинксу, — поглотил нас обоих.

Потоп!

Наступила тишина, длившаяся не то минуту, не то несколько тысячелетий, — я не знаю. И вновь я сидел у ног великой статуи. Я огляделся, моря нигде не было. Вместо него вокруг раскинулось полузасохшее болото, на фоне которого выделялись большие белые пятна высыхающих на Солнце солончаков. Солнце немилосердно палило землю, и солончаки становились все больше и многочисленнее. Так же безжалостно уничтожало Солнце и последние островки жизни, тянувшиеся вслед за отступающей болотной влагой, пока не превратило все вокруг в сухой, сыпучий, бледно-желтого от жары цвета песок.

Пустыня!

А Сфинкс все также смотрел вдаль. Его толстые исполинские неподвижные губы, казалось, готовы были расплыться в улыбке. Должно быть, его вполне устраивало это уединенное существование. Как удачно вписывалась его одинокая фигура в окружавший его унылый ландшафт! Если бы дух одиночества решил воплотиться в какой-нибудь земной инкарнации, вряд ли он нашел бы для себя что-то более подходящее, чем этот флегматичный колосс.

И так продолжалось до тех пор, пока к берегу реки не пристала, наконец, небольшая флотилия утлых суденышек, из которых вышла группа людей, неспешно направившихся затем прямо к нему. Увидев его, люди пали ниц и начали возносить благодарственные молитвы.

С этого дня покой Сфинкса был нарушен. Совсем неподалеку, на низком берегу реки, появились человеческие жилища. И цари со священниками приходили к нему, чтобы отдать дань уважения тому, кто сам был одиноким царем пустыни.

С их появлением видение мое исчезло, погасло, как огонек лампады, когда в ней кончается масло.