И все же я продолжал свои поиски, и мне удалось узнать о некоторых вещах, которые, как мне казалось, смогут заинтересовать людей Запада. И если я предлагаю результаты трудов своих также и Вам, Ваше Высочество, то лишь потому, что они, смею надеяться, помогут Вам лучше понять ту веру, что столь безраздельно владеет мною, и, возможно, лучше понять, почему я придерживаюсь ее. Данное же посвящение — всего лишь скромный жест, призванный подчеркнуть то удовольствие, которое дарят мне добрые взаимоотношения, установившиеся между нами, несмотря на все различия нашего с Вами интеллектуального склада.
И наконец, пусть эта книга станет моей данью Египту — стране, чье новое лицо так хорошо знакомо Вам и чья древняя слава так влечет меня. И да позволено мне будет добавить к сему одну древне-римскую поговорку: «Тот, кто однажды напьется из Нила, навсегда станет другом людей, живущих на берегах этой великой реки».
Ушел последний любопытный турист, и последний облаченный в черное экскурсовод в тысячный раз повторил то немногое, что ему известно о его древней стране, — то, что следует знать для развлечения иностранных гостей. Компания усталых ослов и не менее уставших орущих верблюдов заспешила домой, унося на себе последних на сегодняшний день седоков.
Египетский пейзаж на фоне сумерек — картина незабываемой, неземной красоты. Все вокруг меняет свой цвет, и между небом и землей вдруг вспыхивает самая невероятная гамма.
Я сидел на мягком желтом песке перед величавой, царственной фигурой припавшего к земле Сфинкса, слегка отодвинувшись в сторону от его взгляда, и как завороженный наблюдал за фантастической игрой эфирных красок, создающих быстро меняющиеся образы, которые столь же быстро тускнеют после тою, как закатное Солнце перестает купать Египет в золотых лучах своей ослепительной славы. Ибо кто же из тех, кому дано было воспринять благую весть последних рассеянных лучей восхитительного и таинственного африканского заката, не почувствовал себя на время в раю? До тех пор, пока люди окончательно не огрубеют и не умрут духовно, они не перестанут любить Отца всего живого — Солнце, оживляющее все в этом мире благодаря своей волшебной силе, с которой ничто не может сравниться. Они вовсе не были глупцами — те древние люди, почитавшие Ра — Великий Свет — и принимавшие его в свои сердца как бога.
Сначала источник этого света завис совсем рядом с землей, окрашивая весь небосвод в ослепительно яркий красный цвет, полыхавший подобно раскаленным углям. Затем цвета стали гуще, и над горизонтом разлилось нежное, кораллово-розовое сияние. Оно становилось все более тусклым, пока, наконец, не уподобилось радуге, рассыпавшись полдюжиной различных оттенков — от нежно-розового до зеленого и золотистого, и не замерцало, упрямо стараясь сохранить последние проблески жизни. Наконец, оно окрасилось в серо-опаловый цвет, уступая место надвигающейся ночи. И вскоре невероятные краски исчезли вместе с ушедшим за горизонт диском величественного светила.
И тут же я увидел, как застывший на опаловом фоне силуэт Сфинкса начал окрашиваться в цвета ночи — растаяли последние алые лучи, ярко озарявшие его бесстрастное лицо.
Он будто вышел из этих безбрежных песков — с этим огромным лицом и распростертым по земле торсом — наводя такой страх на суеверных бедуинов, что они даже прозвали его «Отцом ужаса». А у повидавших виды путешественников эта колоссальная фигура во все века вызывала такое изумление, что при первом же взгляде на нее их губы непроизвольно начинали шептать одни и те же вопросы. Загадка этого неестественного сочетания человеческой головы с львиным телом исподволь влекла сюда потоки паломников, не иссякшие за множество столетий. Но Сфинкс так и остается тайной для самих египтян и вечной загадкой для всего мира. Никому неизвестно, кто и когда создал его; и даже самые великие египтологи могут лишь строить догадки относительно его происхождения и назначения.
В той последней искорке света, что подарил мне уходящий закат, перед моими собственными глазами вдруг предстали каменные очи Сфинкса, тысячелетиями хладно и бесстрастно взиравшие на мириады людей, приходивших к нему один за другим, чтобы взглянуть на него в изумлении и в смятении удалиться. Не мигая глядели эти глаза на смуглых людей ныне исчезнувшего мира — атлантов, погребенных под огромной толщей воды. С легкой усмешкой наблюдали они за попытками Мены — первого египетского фараона — повернуть в сторону Нил, возлюбленную реку египтян, и заставить его течь по новому руслу.
Читать дальше