Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

Шах-яр (Царская терраса) управляется беком, двумя мин-баши и несколькими юз-баши. Первый из названных, Темир-бек — «железный предводитель», заговорил со мной свысока, так как у меня не было паспорта, пытался помешать мне продолжать путь и запретил подвластным ему жителям служить мне проводниками. Мы, однако, перехитрили его благодаря магической силе китайского серебра.

26-го караван наш из трех верблюдов и четырех людей оставил Шах-яр. Когда возделанные окрестности города остались позади нас, мы вступили в обширную степную полосу, где в изобилии попадались стада с пастухами. Сначала мы направились к юго-востоку и достигли Тарима, называемого здесь Уген-дарьей. 27 февраля мы шли то лесом, то открытыми луговинами, покрытыми пастушьими стойбищами, направляясь к лесной области Иолбарсбаши (Начало местопребывания тигров). Здесь мы заночевали около пастушьей «сатмы». Один из пастухов сообщил нам, что далеко в глубине пустыни находятся развалины города, которого никто не видал, но о котором ходят рассказы. Называется он Шар-и-кётек, т.е. «Город в мертвом лесу».

28 февраля. Мы ежедневно видели множество диких гусей, но около места дневной нашей стоянки на лесной поляне мы наблюдали их в необычайном количестве. Чуть не каждую минуту над нашими головами пролетала по направлению к востоку, должно быть на Лобнор, стая в тридцать — пятьдесят гусей.

Временами пролетали и небольшие стаи из четырех-пяти гусей — вероятно, отставшие. Пока солнце стояло высоко, птицы летели так высоко, что в небе виднелись лишь маленькие черные точки, но после заката они большей частью летели на высоте всего нескольких десятков метров, часто кружились около вершин тополей и иногда тихонько перекрикивались, словно совещаясь насчет удобного ночлега. Некоторые стаи, впрочем, и ночью держались на значительной высоте. Летевшие низко, видно, сделали более продолжительный перелет, чем другие, и намеревались усесться на ночной отдых.

Чутье местности развито у диких гусей прямо поразительно. Без сомнения, они руководятся в пути бесчисленными приметами и задолго перед тем, как сесть, начинают уже спускаться с высоты, чуя близость отдыха. Раз в год они совершают перелет из Индии в Сибирь и обратно; такой путь взял бы у человека целый год и стоил бы больших трудов.

5 марта мы остановились в лесу Чон-тукай (Большой лес), чтобы дать отдых верблюдам, купить барана и произвести астрономические наблюдения. 6 марта мы направили путь к северо-востоку в сопровождении одного пастуха из Чон-тукая. Лес поредел и перешел в редкий кустарник; кусты тамариска и саксаула росли на буграх, остовом которым служат корни растений. Там и сям выступали маленькие барханы, и еще до конца дневного перехода мы опять очутились среди песчаной пустыни. Здесь, как нам говорили, находятся развалины древних городов, но указания были, по обыкновению, очень неопределенны, и все наши находки свелись к лезвию каменного ножа да черепкам обожженной глиняной посуды.

Мы набрали в толум воды и разбили стоянку в старом, высохшем речном русле, по берегам которого высились барханы в 6–8 метров высоты. Это русло с его поперечными извилинами, направлявшимися главным образом к востоку, служило некогда истоком некоторых из рек, оставленных нами теперь позади, и представляло новое доказательство сильной изменчивости течения вод в этих равнинах.

На следующий день мы вступили опять в частый тополевый лес. Здесь нам предстояло перейти через рукав Чарчак, шириной в девять метров. Через него был переброшен мост из колеблющихся бревен. Два больших верблюда перешли, как всегда, спокойно и уверенно, хотя мост так и плясал под ними. Но самый молодой, который вообще доставлял немало хлопот, ни за что не хотел вступить на мост. Уперся, как столб, и ни дерганье веревки, продетой в нос, ни палки, обрабатывавшие его бока, не могли заставить его сдвинуться с места. Пришлось пуститься с ним в обход и перейти через реку по более надежному мосту, через который упрямый верблюд и перебрался в два неуклюжих прыжка.

10 марта мы наконец прибыли в Курлю. Наши три верблюда, привыкшие к безмолвию и тишине пустынных областей, были просто перепуганы шумом и гамом, наполнявшим узкие улицы. Целая толпа мальчишек с криком и хохотом следовала за нами по пятам и, по-видимому, очень забавлялась, глядя на меня. Я торчал на спине высокого верблюда и, без сомнения, представлял довольно комичную фигуру.

На базаре нашлось-таки несколько купцов из русского Туркестана. Аксакал их, Куль-Магомет из Маргелана, принял меня с изысканной учтивостью и предоставил в мое распоряжение два больших помещения, которые, однако, пришлось делить с полчищем крыс, топавших по ночам вокруг моего ложа.