Владимир Арсеньев - Жизнь и приключение в тайге

Но существуют и некоторые, довольно значительные отличия между В. К. Арсеньевым и его великим учителем. Первое коренится в их отношении к тем странам, через которые прошли их маршруты. Пржевальского влекла его энтузиастическая любовь к природе, патриотическое сознание важности возложенной на себя миссии; пути его определялись поставленными им грандиозными научными задачами, разрешить которые он считал себя призванным. Он перекраивал и создавал заново карту Центральной Азии, проверял гипотезы Гумбольдта и Риттера и исправлял их ошибки; каждое его путешествие являлось крупной вехой в мировой науке, и каждая из посещенных им стран как бы начинала после него новое географическое бытие. Но все эти исследованные им страны занимали только его ум, не сердце. Страны, через которые он проходил, изучение и дальнейшее культурное развитие которых так много обязаны его творческому гению, оставались для него, за исключением, конечно, Уссурийского края, чуждыми. Его сердце неизменно скучало по оставшейся вдали родине. «Часто-часто я в пустыне, — писал он, — вспоминаю про родной очаг, который дороже для меня всего на свете» [21] «Отечественные записки», 1870, XI, новые книги, стр. 22–26. Анонимный автор рецензии писал в ней: «Пржевальский более зоолог, орнитолог и ботаник, чем путешественник, обозревающий страну и ее жителей, но все же в его сочинениях характеристика Уссурийского края в естественно-историческом отношении менее важна, чем очерк страны в этнографическом отношении и описание нашей колонизации в ней в настоящее Бремя» (стр. 23). Общий же вывод, который делал автор на основании сочинении Пржевальского, был формулирован им следующим образом: «Все здесь есть для прочного благосостояния переселенцев, и край наделен драгоценными условиями для своего развития, но… и администрация, взявшаяся за водворение русского человека на Дальнем Востоке, сделала со своей стороны все возможное для того, чтобы колонизация потерпела полнейшую неудачу» (стр. 24). .

В. К. Арсеньев в отличие от Пржевальского и его ближайших учеников был теснейшим образом связан с местным краем. Он был не только путешественником по Дальнему Востоку, но и постоянным жителем последнего. Уроженец столицы, он именовал себя сибиряком-дальневосточником. Путешествуя по Уссурийскому краю, который был частью родной страны, Пржевальский, естественно, не мог не вмешаться как-то в его жизнь и остаться равнодушным свидетелем тех безобразных условий жизни, в которых находилось основное местное русское население — уссурийские казаки. После статей Завалишина об Амуре в печати не появлялось столь резких статей, клеймящих позорное поведение русской администрации на Дальнем Востоке, как путевые очерки Пржевальского. Статьи эти, как известно, вызвали большой шум и были сочувственно встречены всей прогрессивной печатью во главе с некрасовскими «Отечественными Записками» [22] К а б а н о в Н. Е., стр. 67–75. . Но вмешательство Пржевальского в местные дела, его горячая защита русских насельников края и протест против бездушной и гибельной для края административной политики были все же до некоторой степени случайными эпизодами его биографии. И после, покинув Сибирь, Пржевальский уже более не возвращался к этому вопросу — ни в печати ни в переписке. Его влекли и манили иные, более грандиозные задачи, которые он так смело ставил и так блестяще разрешал. Для В. К. Арсеньева на первом плане стояли неизменно местные задачи, с которыми его исследования и путешествия были связаны неразрывно и органически. Он прокладывал и описывал новые пути, изучал рельеф гор и очертания берегов, устанавливал состав и характер местных лесов, изучал местную флору и фауну, наконец, с особой тщательностью изучал быт коренных насельников края и его историческое прошлое. И одновременно он разрешал важнейшие задачи, связанные с общегосударственными проблемами, главным образом с вопросами обороны края и его роли в возможной будущей войне с Японией. В центре его работ и исследований стояли проблемы стратегического характера, в свете которых он разрешал и вопросы местной экономики, и вопросы колонизации, и вопросы о формах более тесной связи Уссурийского края с жизнью всей страны, и вопросы о мерах для поднятия благосостояния обитателей края. Не все эти вопросы В. К. Арсеньев решал правильно, да ему в силу неизбежной ограниченности его политического мировоззрения в то время и не удалось бы их правильно решить, но он в отличие от многих своих современников и ближайших сотоварищей четко понимал невозможность изолированного разрешения военно-стратегических проблем без увязки их со всем комплексом вопросов жизни местного населения. Его горячая и энергичная деятельность в защиту малых народностей была вызвана и его гуманистическим мировоззрением и сознанием государственной важности правильной политики по отношению к этим народностям. Утилитарный в лучшем смысле этого слова характер имели и все его исследования в целом: он изучал условия плавания по омывающему берега Уссурийского края морю, выискивал способы упорядочения внутренних путей сообщения через суровые горные хребты и бурные горные реки и думал при этом о будущих железнодорожных и шоссейных путях, которые пересекут со временем этот суровый и великолепный край. В этом понимании своих задач основная особенность В. К. Арсеньева как путешественника. Н. Е. Кабанов с полным правом, подводя в своей монографии о В. К. Арсеньеве итоги многолетних и длительных исследований последнего, трактует их как преимущественно краеведческие [23] А р с е н ь е в В. К. Краткий очерк, стр. 108–117. Соч., IV, стр. 94 и др. . Это отнюдь не лишает их общенаучного значения; его вклад в познание края является вместе с тем и крупным вкладом в общую географию, ботанику, зоологию, орнитологию, ихтиологию и особенно в этнографию. Над собранными же им коллекциями трудился ряд выдающихся ученых страны: Л. С. Берг работал над его ихтиологическими коллекциями, С. А. Бутурлин — над орнитологическими, И. В. Палибин обрабатывал ботанические сборы В. К. Арсеньева; работали над его коллекциями и другие исследователи.