Кэролайн Майтингер - Охота за головами на Соломоновых островах

Оставалось написать портреты негроидных и монголоидных «предков», живущих к западу, но мы не рисковали израсходовать деньги, предназначавшиеся на оплату обратного пути. Чек за портрет главного судьи мог бы компенсировать расходы по переезду в Папуа и даже до Самараи и Морсби — двух больших населенных пунктов, где можно найти достаточное количество белокожих заказчиков портретов, чтобы добраться до острова Четверга — центра жизни белых людей в северном Квинсленде. Это была длинная цепь возможностей, но мы не решались за нее ухватиться, и все эти размышления не имели ничего общего с проблемой спасения наших меланезийских полотен. Было совершенно ясно, что мы не сможем остаться в Рабауле для копирования картин; такая работа может быть сделана только в спокойной обстановке и без всякой спешки. Поэтому надо было срочно приостановить разрушение красок и немедленно отправить отсюда все наши картины.

Надо сказать, что изменение красок под влиянием серы происходит повсеместно, если в воздухе присутствует двуокись серы, распространяемая в городах котельными, работающими на угле. Это же вещество заставляет нас вечно чистить столовое серебро, медные украшения, и оно же придает старым живописным полотнам желто-золотистый оттенок. Реставраторы картин получают немалые деньги за то, чтобы удалить этот налет ржаным хлебным мякишем, кусками сырого картофеля или лука. Однако я не советую вам, читатель, приниматься за реставрацию картин, так как если поврежден слой краски, находящийся под лаком, то последний приходится удалять, а это очень тонкая работа, за которую реставраторы вполне заслуженно получают большие деньги.

Во всем мире не было средства, которое могло бы оживить мареново-красную краску на наших картинах, но свинцовые краски можно было попытаться восстановить. Однако на расстоянии тысячи миль от Рабаула нельзя было сыскать ржаного мякиша, а найденный нами картофель не оказывал ни малейшего влияния на вулканическую серу.

Нам удалось одолжить в правительственной резиденции луковицу (мы ее съели впоследствии, так как это была первая луковица, которая нам попалась за многие и многие месяцы); плача горькими слезами, мы терли картины луком до тех пор, покуда убедились, что лук не помогает. Я вспомнила, что можно применять перекись водорода, но имевшаяся здесь перекись потеряла от жары ряд свойств и была непригодной. Так как после всех наших операций полотна отсырели, то, ничем не рискуя, мы решили попробовать обмыть их водой и мылом. Ведь мы имели дело с красками, применявшимися для окраски судов! Почему бы не попробовать? С некоторым опасением мы добавили в воду небольшое количество нашатырного спирта.

Все сородичи Томбата, собравшиеся вокруг нас, издали крик удивления, когда перед нами снова заблистали краски. Зеленый цвет так и не получил прежней яркости; красный и белый остались чуть мутноватыми, но все же мыло сумело устранить разрушительный налет. Если одновременно с картин удалялось еще что-нибудь, мы старались не обращать внимания.

Затем мы вынесли полотна на освещенный солнцем двор, и весь клан То, вооружившись ведрами, поливал их водой, чтобы смыть мыло и нашатырь. Затем все картины были развешаны вдоль задней стены дома, где подверглись сушке, насколько позволяли тропические условия.

Возгордившиеся представители клана То пригласили чуть ли не всех туземцев Рабаула познакомиться с изображениями своих собратьев с Соломоновых островов, посмеяться над их глупыми деревенскими одеждами и «диким» выражением лиц. Наибольшее признание получил портрет жителя малаитянских зарослей благодаря его выражению лица. Пожалуй, ни на одной выставке мы не имели такого шумного успеха.

Любопытно было наблюдать за тем, как зрители рассматривали картины. Портреты лежали плашмя на земле, а туземцы расположились вокруг, усевшись на корточки. Те из зрителей, что очутились у верхней части картины и видели ее вверх ногами, рассматривали портрете неменьшим интересом, чем те, кто видел его правильно. Они не нагибали голову, чтобы заглянуть сбоку, как делаем мы, когда смотрим на перевернутый рисунок. Возможно, что в этом были виноваты мои картины, на которые можно было смотреть как угодно и с одинаковым результатом.

Полотна были высушены с обеих сторон и тщательно покрыты лаком. По всем правилам к этому времени от изображения ничего не должно было остаться. Краски, которые не выгорели на солнце, должны были потрескаться и облупиться, так как холст попеременно садился или вытягивался. Вероятно, так бы и случилось, если бы большая часть моих шедевров не была написана на грубой парусине выдерживающей столетия корабельной краской. Полотна мы сушили, прибив их к стене. Для большей сохранности от плесени после нескольких покрытий лаком (что также предупреждало картины от порчи насекомыми) мы снова высушили на солнце обратную сторону полотен. Думаю, что никакие картины на белом свете не переносили подобных испытаний.