Выступления за свободу торговли сейчас могут показаться проявлением своекорыстия – тараном, с помощью которого государство могло получить преимущество и выйти на международный рынок, – однако свободная торговля всегда связана с пошлинами, относительной стоимостью и другими экономическими тонкостями и для своих приверженцев является олицетворением всевозможных высоких идеалов. От Кобдена 1840-х гг. до «Кобдена из Теннесси» (как прозвали Корделла Халла, госсекретаря при Рузвельте) и до идеологов глобализации нашего времени свободную торговлю зачастую описывают в почти космических терминах – как средство облегчения коммуникации между народами и достижения мира во всем мире. Ее сторонники рассматривают пошлины как шаг к изоляции и враждебности, открытую экономику – как условие процветания и мировой гармонии, торговлю – как способ примирения личных интересов и всеобщего блага. «Торговля, – говорил сэр Роберт Пил, руководивший собранием по отмене Хлебного закона, – была благотворным инструментом распространения цивилизации, борьбы с национальными предрассудками и поддержки всеобщего мира» [36] Peel cited in: Howe A. Free trade and global order: the rise and fall of a Victorian vision, in: Bell D., ed. Victorian Visions of Global Order (CUP, 2007), 26.
.
Поездка Кобдена по Европе в 1847 г. отражала широту его амбиций и предполагала связь между интернациональным сотрудничеством и внутренними реформами. По его мнению, теперь, когда Британия показала всем пример, оставалось только просветить другие нации и увлечь их за собой. Ранее он уже совершил поездку по Северной Америке и был весьма воодушевлен новостью о том, что после отмены Хлебного закона американцы внезапно снизили свои пошлины. Однако главным полем битвы оставалась Европа, а ее столицей была Вена. Обед Кобдена с Меттернихом можно было расценивать как символическую конфронтацию старого и нового видения международного порядка.
74-летний Меттерних на тот момент являлся одновременно министром иностранных дел и канцлером и с прежней энергией подавлял любые искры «революционного костра», которые только попадали в его поле зрения. Годом ранее, когда Британия отменила Хлебный закон, австрийские войска подавили восстание в польском городе Кракове, аннексировали его и тем самым уничтожили последний клочок независимой Польши. Когда они с Кобденом сидели за обедом, войска Габсбургов занимали итальянский город Феррара. Меттерних не мог и представить масштабов революционной лихорадки, которая разразится год спустя, когда Европу сотрясет серия мятежей и восстаний, австрийская монархия будет практически повержена, а самому Меттерниху придется спасаться бегством. Кобдена, однако, такая перспектива вряд ли бы удивила. Даже короткой встречи с «главным архитектором» венской системы оказалось достаточно, чтобы прийти к выводу о том, что стареющий деятель Концерта совершенно оторван от быстрых социально-экономических преобразований, происходящих на континенте. После того обеда Кобден писал, что Меттерних —
пожалуй, последний из этих государственных «лекарей», которые, видя у нации только симптомы, довольствуются поверхностным лечением, не пытаясь заглянуть глубже, чтобы найти источник зла, воздействующий на социальную систему. Личности такого толка умрут вместе с ним, поскольку слишком много света было пролито на лабораторию правительств, чтобы человечество и дальше позволяло применять к себе устаревшие снадобья [37] Cited in: Hobson J. A. Cobden: the International Man (London, 1919), 50.
.
«Лаборатория правительств» – сама фраза предполагает, что правление не должно осуществляться по принципам из прошлого, основываясь на законности прав суверена, а должно быть научным, экспертным, учитывать законы природы и человечества. Если Маргарет Тэтчер достаточно понимала экономический либерализм, чтобы сказать, что «нет никакого общества» (ее знаменитая фраза), то Кобден придерживался совершенно противоположной позиции: под любой системой правления лежат социальные силы, и от них зависит успешность регулирования международных дел. В этом и заключался глубинный смысл обвинений Кобдена в адрес Европейского Концерта, задуманного в антиреволюционном духе и рассматривающего территории и население стран как собственность их правителей, неспособных справляться с результатами трансформации, происходившей по всему континенту. Взгляд Концерта, отрицающего существование общества в движении, оставался слеп к действию реальных сил. Репрессии могли на время подавить восстания националистов. Однако не только национализм был в числе сил, впервые возникших к этому моменту. Паровые двигатели и железные дороги стали самым революционным преобразованием в средствах коммуникации и транспортировки со времен Древнего Рима. Производство трансформировалось так, что целые регионы превращались в его агентов, изменяя природу труда и времени для тех, кто был в нем задействован. Грамотность быстро росла, становясь еще одним препятствием для цензуры Меттерниха, а вместе с ней увеличивалось число читающих, расширялся рынок идей.
Читать дальше