Титус Гебель - Вольные частные города. Больше конкуренции на важнейшем рынке мира

Поэтому со временем в развитых регионах мира появился институт монополии насилия. Это учреждение, как правило, именуется полицией и имеет исключительное право пресекать применение гражданами силы для достижения собственных целей, в том числе как возмездие за бесспорно изведанную несправедливость, причем только полиции разрешено угрожать насилием или прибегать к нему. Готовым к насилию, так сказать, под угрозой насилия разъясняется, что им надлежит отказаться от применения силы для осуществления собственных целей. Ради защиты от внешних групп, готовых к применению силы и не относящихся к данному сообществу, было создано войско. Подобный порядок оказался успешным и одержал верх над другими системами. Вот почему сейчас повсюду в мире есть государства и государственные монополии насилия. Даже преступные элементы предпочитают такой порядок, поскольку тогда награбленное, украденное или добытое путем мошенничества добро не отнимут у них на ближайшем углу, опять-таки силой [54] Puster 2017. .

Тем не менее во многих местах мира люди не могут жить в безопасности. Когда надо, полиции на месте нет, она вообще обходит иные кварталы стороной или продажна и сама является частью проблемы. Пока сами власть имущие могут жить в безопасности, у них мало стимулов предлагать другим столь же высокий уровень безопасности. Но, в сущности, все государства, не могущие обеспечить своим гражданам безопасность, суть failed states (несостоятельные государства) . От подобных систем толку мало. Обязательства гражданина перед государством кончаются, если оно уже не в состоянии его защитить [55] Справедливо отмечено Гоббсом, Hobbes 1970, 126. .

Гоббс очень точно подметил, что государственная монополия насилия создает мирный порядок, который в конечном счете полезен всем гражданам. Увы, он упустил из виду, что это преимущество оборачивается своей противоположностью, если государство использует свою монополию насилия, чтобы достичь целей, выходящих за рамки обеспечения мира. А именно, когда государство начинает заниматься политикой и навязывает поголовно всем политические цели, неизменно представляющие собой лишь цели определенной группы граждан. В таких системах жертвы пристрастной политики даже беззащитнее, чем в естественном состоянии. Государственная монополия насилия теперь оборачивается против них, и им, например, приходится терпеть, что у них отбирают значительную часть их дохода и распределяют по другим карманам, а они не смеют возражать. Однако когда государственная монополия силы становится орудием политически мотивированной пристрастности, исконная концепция утрачивает свое воздействие, и за фасадом мирного государства вновь свирепствует непрерывная – на сей раз политическая – борьба соперничающих групп [56] Puster 2017. . Политика, таким образом, превращается в неприметную гражданскую войну, чья неприметность идет оттого, что жертвы государственной пристрастности не имеют реального шанса на оборону. Достигнутый мир всего лишь кажимость и основан на эффективном подавлении отклоняющихся интересов.

Поэтому контрпродуктивно предоставлять государству власть, выходящую за рамки обеспечения внутренней и внешней безопасности. Ведь коль скоро мир установлен, единственная легитимная задача государства – заботиться о том, чтобы его жители не навязывали другим свою волю. И только для реализации этого принципа самому государству дозволено применять силу. Этот вывод отнюдь не нов, его можно найти уже у философов Джона Локка [57] Locke 1974. , Вильгельма фон Гумбольдта [58] Humboldt 1991. , Людвига фон Мизеса [59] Mises 2006. или у Людвига Эрхарда , по мнению которого проблемы начинаются, когда государство перестает быть арбитром и само вступает в игру [60] Erhard 1957, 134f. . Правда, это учение регулярно игнорируют, ибо очень уж привлекательно позволить политике решать проблемы. Но политика, по сути, означает – навязывать всем прочим свой взгляд на мир. А люди-то разные. Что верно для одного, неверно для другого. Субъективно разные представления о ценностях и объективно иные жизненные обстоятельства ведут к тому, что при любом «политическом разрешении» ситуаций остаются люди, которых к чему-то принудили против их воли. Делать политику значит стать на чью-то сторону и сделать желания нескольких масштабом для всех, причем – нельзя забывать! – в случае чего и силой. Разве такое может быть легитимным?