Алистер Макграт - Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира

Есть и другое слово, которое мы иногда применяем как синоним «Вселенной». Это слово «космос», греческого происхождения, и означает оно «порядок». Традиционно считается, что его первым начал употреблять Пифагор, который, говорят, «первым назвал вместилище всех вещей космосом, поскольку им управляет порядок» [138] Rémi Brague , «The Wisdom of the World: The Human Experience of the Universe in Western Thought», Chicago, IL: University of Chicago Press, 2003, pp. 17–25. . Таким образом, этот термин содержит обертона порядка и познаваемости. Вселенная – что-то такое, что мы можем понять.

Этот представление фундаментально для естественных наук, но вывод о порядке во многом неожиданный. Мало того, что Вселенная управляется законами – мы в состоянии их понять. Как отметил философ Роджер Скратон, сама мысль, что Вселенная, будучи предоставлена самой себе, «породит разумных существ, способных искать во всем смысл и логику», весьма примечательна и требует какого-то рационального объяснения [139] Roger Scruton , The Face of God, London: Bloomsbury, 2014, p. 8. .

Джон Полкинхорн, физик-теоретик, известный своими трудами по квантовой механике, был в числе многих, кто подчеркивал и необычность такого наблюдения, и потенциальные следствия из него. Ученые настолько свыклись с мыслью, что способны понять мир, что мы почти всегда принимаем это как данность. Ведь именно это и сделало возможным существование науки. Однако Полкинхорн указывает, что все могло пойти совсем иначе. «Вселенная могла быть не упорядоченным космосом, а беспорядочным хаосом. Или рациональной системой, недоступной для нас» [140] John Polkinghorne , «Science and Creation: The Search for Understanding», London: SPCK, 1988, p. 20. .

А особенно удивительно, что глубинную структуру Вселенной можно описать математически. Как вышло, что огромный и неукротимый океан Вселенной отражается в тихом мелком озерце математики? Об этом говорится в классическом эссе физика-теоретика, нобелевского лауреата Юджина Вигнера под названием «Непостижимая эффективность математики» [141] Eugene Wigner , «The Unreasonable Effectiveness of Mathematics», «Communications on Pure and Applied Mathematics» 13, 1960, pp. 1–14. . Особенно мне нравится один из заключительных пассажей: «Математический язык удивительно хорошо приспособлен для формулировки физических законов. Это чудесный дар, который мы не понимаем и которого не заслуживаем» (здесь и далее пер. Ю. Данилова). Когда ученые пытаются найти смысл в хитросплетениях нашего мира, они «светят» себе математикой, будто факелом. Иногда абстрактные математические теории, разработанные безо всякого прицела на практическое применение, впоследствии оказываются физическими моделями с мощной предсказательной способностью [142] Подробное обсуждение этого вопроса с примерами см. в кн. Mario Livio , «Is God a Mathematician?», New York: Simon & Schuster, 2009. .

Мы так к этому привыкли, что легко забываем, насколько это странно. С точки зрения Вигнера, это тайна, требующая разгадки.

Джон Полкинтон с ним согласен. Почему, спрашивает он, налицо такая явная «конгруэнтность между нашим разумом и Вселенной»? Почему математика – «рациональность, переживаемая внутри» – так близко совпадает с глубинными структурами Вселенной – «рациональности, наблюдаемой вовне»? [143] Polkinghorne , «Science and Creation», pp. 20–1.

Не его одного это удивляло [144] См., например, Max Tegmark , «Our Mathematical Universe: My Quest for the Ultimate Nature of Reality», New York: Alfred A. Knopf, 2013. . Но как все же объяснить это поразительное наблюдение? Вариантов, разумеется, много. Может быть, это несказанное везение, даже чудо. Почему математика, результат свободного исследования, имеет какое-то отношение к структуре физического мира вокруг нас? Кто-то, пожалуй, скажет, что это можно оставить как есть. Тут нет никаких поводов для беспокойства. И даже для размышлений. Модель работает – и дело с концом.

Однако большинству все же кажется, что загадка без ответа – это нехорошо. Как заметил когда-то Альберт Эйнштейн, «самое непостижимое во Вселенной – что она постижима» [145] Albert Einstein , «Physics and Reality» (1936), «Ideas and Opinions», New York: Bonanza, 1954, p. 292. . Здесь Эйнштейн имеет в виду, что вопрос постижимости мира задает именно наука, однако она одна, без посторонней помощи, не может на него ответить. Это хороший пример трудностей, которые отмечал философ Людвиг Витгенштейн, справедливо указавший, что невозможно найти смысл системы внутри самой системы. Наука прекрасно умеет задавать глубокие вопросы, ответы на которых, как выясняется, лежат вне досягаемости научного метода. Так существует ли здесь непротиворечивая картина, о которой говорил тот же Вигнер, картина, которая образуется «при слиянии в единое целое маленьких картинок, отражающих различные аспекты природы» и охватывает все наши наблюдения?