Александра Горовиц - Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия

В здании неподалеку была распахнута дверь. Рядом шумели несколько мужчин, которые, судя по всему, собирались внести в дом парочку стиральных машин, печально стоявших на тротуаре. Один из мужчин, поймав мой взгляд, улыбнулся. “Там, наверное, гнездо”, – радостно предположил он. О да, у них там все забито, сказала я. Птицы, наверное, переезжают вместе со своей бытовой техникой. “Птичьи холодильники!” – сказал он. Мы обменялись приветствиями, и я пошла дальше – не потому, что была готова оставить этих суетливых птичек, а потому, что приятный обмен репликами с незнакомцем стоило закончить до того, как беседа станет неловкой.

После этого зрелища стали мелькать с бешеной скоростью. Похожие на гусениц мягкие зеленые семена лежали на мокрой земле наряду с маленькими зелеными гусеницами. Мимо проревел грузовик, кричаще желтыми буками рекламирующий свою фирму. Он со стуком проехал по металлической плите, которую оставил кто-то, работавший под землей. Три оранжевых конуса бездыханно лежали неподалеку. Я вспомнила, как шла по этой улице с сыном, высматривая оранжевые вещи: это было в оранжевый период, когда он выучил это слово и искал повсюду этот цвет. (Надо отметить, что особенно трудно найти сиреневые вещи; оранжевые на удивление многочисленны.) Из мусорного бака на углу торчала большая голая ветка. Я посмотрела на ближайшее дерево, будто ожидая, что оно будет сиять от удовольствия, наконец-то сделав генеральную уборку. Коричневая собака, мне по пояс, выйдя из-за угла, покосилась на торчащую ветку. Собаку вела женщина под зонтиком; когда она прошла мимо, по запаху шампуня я поняла, что она недавно вымыла голову. Собака повернулась ко мне; я улыбнулась. Будто в ответ она ткнулась носом в сгиб моего локтя, оставив на нем влажное пятнышко. За ней прошел парень без зонтика, который, скособочившись, набирал сообщение на телефоне; он, оступившись, сошел с тротуара.

Ворота были приоткрыты. За ними виднелась частная парковка на задах жилого дома. Внутренняя стена здания увита плющом. Никого. Я быстро огляделась и нырнула внутрь.

Я прошла всего половину квартала. Обычная прогулка стала неизмеримо богаче. В XIX веке опытные анатомы хвастались, когда могли определить животное – и даже реконструировать его – по одной-единственной косточке. Точно так же, по малым уликам, можно реконструировать жизнь города. Чтобы увидеть обычный квартал, нужно понимать, что все видимое имеет историю. Все предметы когда-то появились в том месте, в котором видите их вы, все они когда-то были изготовлены и имели определенное предназначение. Кто-то прикасался к ним (или не прикасался), кто-то прикасается сейчас (или не прикасается). Все это – улики.

С другой стороны, чтобы увидеть квартал, нужно понимать ограниченность нашего восприятия. Мы стеснены рамками своих сенсорных способностей, принадлежностью к виду Homo sapiens , невеликим объемом своего внимания (хотя последний можно расширить). Мы и собаки ходим одними улицами, однако видим при этом разное. Мы живем бок о бок с крысами, однако активность нашего вида приходится на сумерки другого. Мы ходим рядом с другими людьми и не знаем, что известно им, не знаем, что они делают. Мы заняты собой.

Мой квартал – как и любой другой – наполнен звуками и образами. Я смогла разглядеть детали, которых не замечала раньше, не благодаря опыту своих спутников как таковому; это случилось просто благодаря их заинтересованности в определенных вещах. Я выбрала этих людей из-за их способности стимулировать мое собственное избирательное внимание. Опытный человек может только указать на то, что он видит, а дальше вы должны самостоятельно настроить мозг так, чтобы тоже это увидеть. Подхватив мелодию, научившись подпевать, вы не останетесь прежним.

Моя первая прогулка теперь казалась мне основой, грунтом для будущей картины: необходимым, но скрытым нанесенными впоследствии слоями краски. На некоторых полотнах, даже таких плотно написанных, как работы Рембрандта, есть участки, на которых проступает грунт. Это не от лени живописца; смысл этих участков изменяется в зависимости от контекста. Непрорисованный участок окружен мазками розовой и красной краски, образующими нос, или ухо, или глаз изображенного человека; незакрашенный кусочек холста превращается в ноздрю, или завиток уха, или уголок глаза – и уже больше никогда не станет просто базовым слоем. Моя первая прогулка стала таким грунтом, на который легли слои следующих прогулок.