Мне могут возразить, что все это – упрощение намного более богатой, сложной и насыщенной нюансами традиции популярной культуры. Разумеется. В этом и вся суть. Упрощение – это достоинство структурного анализа такого рода. Со своей стороны, я и Леви-Стросса считаю героическим персонажем, человеком, обладавшим настоящей интеллектуальной смелостью и следовавшим нескольким простым принципам до конца, вне зависимости от того, что порой они приводили к абсурдным или скудным результатам (история Эдипа на самом деле рассказывает о глазах и ногах; любая организация общества – это лишь система обмена женщинами), или, если хотите, от того, что иногда он таким образом насильственно искажал реальность. Потому что такое насилие – продуктивно. И никто от него не страдает.
Пока мы остаемся в рамках теории, я бы сказал, что упрощение необязательно является показателем глупости – оно может быть проявлением ума. И даже блестящего ума. Проблема возникает тогда, когда насилие перестает быть метафорическим. Вернемся от воображаемых копов к настоящим. Джим Купер, бывший сотрудник лос-анджелесской полиции, ставший социологом 68, отмечал, что подавляющее большинство тех, кого полиция бьет или подвергает жестокому обращению, в конечном итоге оказываются невиновными. «Грабителей копы не избивают», – пишет он. Причина этого, как объясняет он, проста: самый верный способ спровоцировать полицию на грубую реакцию – это оспорить ее право на то, что он называет «определением ситуации», то есть сказать: «Нет, это не та ситуация, в которой может произойти преступление, это ситуация, в которой гражданин, платящий вам зарплату, гуляет со своей собакой, убирайтесь отсюда», не говоря уже о фразе, что неизбежно повлечет за собой плачевные последствия: «Стойте, почему вы надеваете наручники на этого парня? Он же ничего не сделал!» Именно «пререкания» провоцируют избиения и воспринимаются как оспаривание любой административной процедуры (Мирно или воинственно настроенная толпа? Правильно или неправильно зарегистрированная машина?), которой следовал полицейский по собственному усмотрению. Полицейская дубинка – это та самая точка, где сходятся диктуемый государством бюрократический императив навязывания простой административной схемы и его монополия на принуждение. Это имеет смысл, только если бюрократическое насилие заключается в первую очередь в нападении на тех, кто настаивает на альтернативных схемах и истолкованиях. В то же время, если согласиться со знаменитым определением Жана Пиаже, согласно которому зрелый разум – это способность координировать многие точки зрения (или возможные точки зрения), то можно отчетливо увидеть, как, обращаясь к насилию, бюрократическая власть в буквальном смысле становится разновидностью детской глупости.
Без сомнения, этот анализ также является упрощением, но упрощением продуктивным. Я попытаюсь это доказать, применив некоторые из этих идей для понимания того, какая политика может сложиться в рамках бюрократического в своей основе общества.
Один из главных доводов этого очерка заключается в том, что структурное насилие создает искаженные структуры воображения. Те, кто находятся внизу, должны затрачивать немало энергии, чтобы понять социальную динамику того, что их окружает, в том числе и точку зрения тех, кто стоит наверху, тогда как последние могут особо не переживать о том, что происходит вокруг них. То есть бесправные выполняют не только бо́льшую часть физической работы, необходимой для поддержания жизнедеятельности общества, но и бо́льшую часть интерпретативной работы.
Судя по всему, это происходит везде, где встречается систематическое неравенство. Это справедливо и в Древней Индии, и в средневековом Китае и повсеместно в наши дни. И, видимо, это будет справедливо до тех пор, пока будет сохраняться структурное неравенство. Тем не менее наша бюрократическая цивилизация вводит и еще один элемент. Бюрократии, как я говорил, не столько сами являются проявлениями глупости, сколько выступают в роли организаторов глупости, то есть выстраивания отношений, которые характеризуются крайне неравными структурами воображения, существующими благодаря структурному насилию. Именно поэтому, даже если бюрократия создается из благих побуждений, она будет порождать абсурд. Это, в свою очередь, является причиной, почему я начал этот очерк именно так. У меня нет оснований полагать, что кто-либо вовлеченный в драму с доверенностью моей матери (даже банковский менеджер) не исходил из благих намерений. Однако результатом стали абсурд и бесконечная беготня.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу