Array Коллектив авторов - Творцы античной стратегии. От греко-персидских войн до падения Рима

Если не считать военных союзов с Афинами «по случаю», беотийцы использовали попеременно то пассивную, то активную тактику, чтобы воспрепятствовать регулярным спартанским вторжениям. Они то возводили массивные деревянные крепости, охранявшие их самые плодородные сельскохозяйственные угодья, то нападали на захватчиков силами легковооруженных патрулей и конных разъездов. Порой – это происходило редко – им удавалось заманивать спартанцев в засады и втягивать в локальные стычки, наподобие нечаянно победоносного столкновения при Тегирах в 375 г.

Это соперничество фиванской демократии и спартанской олигархии первоначально велось в ограниченных масштабах, в соответствии с традиционной греческой «моделью» сезонных вторжений, когда захватчик пытался нанести урон сельскохозяйственной инфраструктуре враждебного государства. Царь Агесилай, тот самый, что первым осознал опасность фиванского усиления, почти сумел за сезон или два обеспечить Фивам голод и построил крепости в ряде городов Беотии – в Платеях, Орхомене, Танагре и Феспиях. Но в целом спартанцы, несмотря на едва ли не десятилетие усилий, не смогли окончательно лишить Фивы демократического правления. Эти годы непрерывной и безуспешной войны в Беотии объясняют не только позднее радикальное стремление Эпаминонда сойтись со спартанцами в сражении на Левктрах, но и его последующее, куда более радикальное решение напасть на саму Спарту. В какой-то миг этого десятилетия Эпаминонд, очевидно, понял, что нет иного способа порвать с привычной практикой сезонных вторжений, кроме как покончить с той Спартой, какую греки наблюдали предыдущие 300 лет [132].

Ход этой затяжной войны на истощение радикально изменился во второй раз в середине лета 371 г., когда спартанцы нарушили общее перемирие 375 г. и в очередной раз вторглись в Беотию. Но теперь, под командованием фиванца Эпаминонда, уступавшее числом беотийское войско наконец-то сошлось со спартанскими захватчиками в драматическом сражении среди покатых холмов Левктр, неподалеку от Фив. Исход битвы оказался неожиданным: беотийское войско практически наголову разгромило захватчиков – в схватке пали спартанский царь Клеомброт и около 400 человек из 700 воинов-спартиатов, а также были убиты сотни союзников-пелопоннесцев, остальные же разбежались и вернулись домой, стыдясь поражения. Эта битва мгновенно изменила стратегический баланс власти среди греческих полисов и стала предвестием скорого окончания едва ли не регулярных спартанских набегов на севере Эллады [133].

Большинство предыдущих побед в схватках греческих гоплитов – в первой битве при Коронее (447 г.), при Делионе (424 г.) или в первом сражении при Мантинее (418 г.) – приводило к временному утихомированию локальных конфликтов на несколько лет. Но победа при Левктрах, несмотря на пугающий для спартанцев результат, обернулась в скором времени возобновлением, а не прекращением беотийско-спартанского противостояния и оказалось предвестником грандиозных перемен на Пелопоннесе. Если сицилийская экспедиция 415–413 гг., в которой около 40 000 афинских воинов и союзников погибли, попали в плен или пропали без вести, подвела черту под мечтой о расширении Афинской империи, потеря около 1000 пелопоннесцев и унижение легендарного спартанского военного искусства аналогичным образом подорвали экспансионистскую политику Спарты и поставили под сомнение стабильность ее владычества в Греции вне долин Лаконики.

Примерно через полтора года после этой битвы (которая состоялась в июле 371 г. до н. э.), в декабре 370–369 гг. до н. э., полководец Эпаминонд убедил беотийских лидеров нанести по югу предупредительный удар. Официальной причиной для похода был назван призыв о помощи, с которым к фиванцам обратился полис из недавно объединенной Аркадии, Мантинея, умолявший о подмоге против постоянных нашествий спартанского царя Агесилая. Эпаминонд, по-видимому, заключил, что даже после Левктр спартанская армия продолжает грозить крупным демократическим государствам, а значит, лишь вопрос времени, когда спартанцы перегруппируются и попытаются снова вторгнуться в Беотию. Своевременное обращение аркадян и других пелопоннесцев с просьбой о защите, как представляется, подстегнуло Эпаминонда к разработке нового – еще более амбициозного и окончательного – плана по уничтожению спартанской гегемонии на Пелопоннесе [134].

Огромная союзная армия Эпаминонда насчитывала тысячи пелопоннесцев, которые присоединялись к беотийцам, стоило тем пересечь Коринфский перешеек; возможно, среди присоединившихся были и те, кого пощадили более года назад при Левктрах. Войско маршем преодолело почти 200 миль в глубь полуострова, к самому сердцу спартанского государства, легендарной неуязвимой страны, как говорили, не видавшей врагов без малого 350 лет. Разграбив спартанские владения и загнав спартанскую армию в город, за ледяной Эврот, беотийцы попытались было взять штурмом акрополь Спарты, но не преуспели. Тогда они сожгли спартанский порт Гифий, в двадцати семи милях к югу от Спарты, после чего, вместе с частью победоносных союзников-пелопоннесцев, двинулись по зиме на запад, через гору Тайгет в Мессению, историческую житницу спартанского государства, где трудились закабаленные крепостные, известные как илоты, обеспечивая Спарту провиантом [135].