Элиф Батуман - Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

Я испытала странное чувство, близкое к панике. А вдруг это оно и есть – «известное только ей»?

В конференц-зале китайские киношники сидели за длинным столом напротив мерцающего экрана. Сценарист улыбался и устанавливал визуальный контакт с каждым из входящих. Режиссер бесстрастно смотрел в дальний угол. Я гадала, о чем он думает и вправду ли он уйгур.

– Я когда-то учился здесь, в Стэнфорде, – начал сценарист. – Прямо здесь. Я изучал программирование. Бывало, ночами работал в соседнем компьютерном блоке. Потом стал посещать занятия по литературному творчеству, чтобы узнать, как пишутся истории. Учитель как-то задал рассказ Исаака Бабеля «Мой первый гусь». И он изменил мою жизнь.

Я в очередной раз изумилась многообразию человеческого опыта: ведь мы с ним оба прочли один и тот же рассказ при очень похожих обстоятельствах, и насколько разным было воздействие, которое он на нас оказал.

– Бабель был мне как отец, – продолжал сценарист. – Я считал себя его сыном. Так что Натали и Лидия – мои сестры. – Что-то в воздухе подсказывало, что не вся аудитория успевает следить за его логикой. – Сегодня мне представилась возможность пожать руки Натали, Лидии и Пирожковой. Я чувствую, что прикасался к рукам Бабеля. Надеюсь, Бабель сегодня здесь с нами, и он смотрит на нас!

Потом режиссер на китайском произнес небольшую речь, а сценарист переводил.

– «Конармия» Исаака Бабеля поколебала основы моего бытия. У него настолько ёмкая проза, – услыхав на английском слово «ёмкая», режиссер слегка кивнул. Затем восхитился тем, насколько глубоко Бабель понимал отношения между человеком и лошадью. Режиссер сам был наездником и автором фильма, который называют «первым китайским вестерном». Но снимал фильмы и в других жанрах: боевики, военные, семейные.

– Я очень признателен, поскольку узнал здесь специалистов по Бабелю со всего мира и всей вселенной, – сказал он в заключение. – Я увидел так много страсти! Не могу показать вам фильм по «Конармии», я его еще не снял. Вместо этого покажу другой свой фильм, первый китайский вестерн «Мечники в городе двойного флага». И вы увидите мои чувства к лошадям и, возможно, поймете мое отношение к Исааку Бабелю.

Фильм транслировался на экран с ДВД-диска в чьем-то лэптопе. Звук не работал. В тишине мелькали желтые дюны, пустыня, лошадиный галоп.

– «Мечники в городе двойного флага»! – выкрикнул режиссер, взмахнув рукой. Это были первые слова, которые он произнес на английском.

Позднее мы с Матеем встретились у столиков для пикника неподалеку от нашего жилого комплекса. Со времен занятий по биографии прошло два года. Я переехала из квартиры напротив супермаркета «Сэйфвэй» в студию в кампусе. Матей теперь заказывал свой «Уинстон Лайт» не у индейцев, а в Австралии. Он принес четыре бутылки пива – три себе и одну мне, – и я рассказала ему о двух китайцах и об их благодарности за знакомство с учеными со всего мира и всей вселенной.

– Думаю, сегодня днем я видел кого-то из этих ученых, – сказал Матей. – Я видел, как один – из этого мира – беседует с другим, явно откуда-то из иного места вселенной.

Тема космических пришельцев напомнила мне о плане Купера одновременно решить проблему перенаселенности западного побережья и «спутниковый» кризис с Советами путем вывоза калифорнийцев на Луну.

– Что? Как Николай Федоров? – тут же отреагировал Матей.

Я совсем забыла о Николае Федорове, известном русском философе, который главной задачей человечества на будущее считал отмену смерти, всемирное воскрешение всех мертвых и колонизацию внешнего космоса (чтобы воскресшим было где жить).

При жизни Федоров не опубликовал почти ничего. Он работал в московской библиотеке, куда приходили и престарелый Лев Толстой, и юный Константин Циолковский, который в 1903 году (когда умер Федоров) математически доказал возможность космического полета. Циолковский позднее стал «дедушкой советской космонавтики», а советская космонавтика для Купера была бельмом на глазу.

– То есть можно начертить путь, связывающий Федорова с Купером, – заключила я.

– Даже если нельзя, ты все равно его найдешь, – ответил Матей. – Ты напоминаешь мне одну хорватскую пословицу: «Снег – не чтобы покрыть гору, а чтобы зверь оставил след».

– И что это значит?

– Это пословица-загадка.

Затем мы беседовали о «проблеме личности», предмете тогдашних Матеевых интересов. Эта проблема, пояснил Матей, состоит в том, что личность человека раскрывается и определяется через поступок, то есть в каждом действии всегда присутствует личность целиком, но при этом личность не «исчерпывается» каждым отдельным поступком или даже их полной суммой. Например, в создании «Моего первого гуся» как поступке присутствует вся личность Бабеля (ведь мы же не можем сказать, что рассказ создавала только часть Бабеля, в то время как другая его часть оставалась не у дел), но тем не менее ни «Мой первый гусь», ни даже вся совокупность Бабелевых произведений не выражают всю полноту его личности.