Во-вторых, сражался ли Бжезинский за принципы или за свой статус? В своих мемуарах и в предисловии к этой книге президент Картер принимает сторону Бжезинского. В письме, опубликованном в журнале «Форин афферс» в 1999 году, он писал, что посоветовал Бжезинскому приступить к переговорам с Китаем без полномасштабных консультаций с представителями Госдепартамента. В своей неожиданно прямой отповеди критикам Бжезинского, части из которых цитируются в главе 5, Картер писал:
«Мне не очень хотелось направлять свои предложения через Госдепартамент, потому что я не был уверен в его полной поддержке, и ещё потому что он на тот момент, как и сейчас, представлял собой невероятно бюрократическую структуру, которая не может, а иногда и не хочет хранить секреты. Мне казалось очевидным, что преждевременное раскрытие наших усиливающихся дипломатических попыток приведёт к бурной реакции со стороны тех, кто считал, что Тайвань должен был оставаться «единственным Китаем». Я решил, что никаких указаний по переговорам послу [в Пекине] Леонарду Вудкоку поступать через Госдепартамент не будет; их следует направлять непосредственно из Белого дома».
Как и многие (если не все) его предшественники, Картер также разочаровался в качестве политических рекомендаций Госдепартамента и в его медлительности. В противоположность ему СНБ под руководством Бжезинского подготавливал рекомендации президенту в срок и подстраивался под способ администрирования, предпочитаемый президентом. Более того, памятуя о том, что республиканцы критикуют демократов за их слабость в вопросах национальной безопасности, Картер, похоже, предпочитал конфронтационный стиль Бжезинского соглашательскому подходу Вэнса, старавшегося примириться с республиканцами. Иначе говоря, между «уличным бойцом», как Бжезинского назвал Лесли Гелб, и учтивым Вэнсом, который гораздо комфортнее чувствовал себя в роли посредника, действительно шла бюрократическая борьба; но наблюдалась ещё и разница в политических приоритетах. Для Вэнса договор о контроле над вооружениями с Советским Союзом – страной, у которой было достаточно ядерных запасов, чтобы уничтожить весь мир, – значил более всего остального, за исключением возможного укрепления трансатлантических отношений. Бжезинский же не был против переговоров с Москвой, но и не стремился договариваться во что бы то ни стало. Его беспокоило то, что позиции Соединённых Штатов ослабли после Вьетнама (и Уотергейта), а советское руководство казалось уверенным в себе и вряд ли пошло бы на уступки. По этой причине он предпочитал подождать, пока соглашение США с Китаем сделает Москву более сговорчивой. Бжезинский верил, что его главная цель будет достигнута в той степени, в какой дружественные отношения США с Китаем окажут дополнительное давление на Советский Союз.
После Белого дома Бжезинский продолжал защищать тот тип политики, которого придерживался в СНБ. В 1980-х годах, как показано в главе 10, он был довольно плотно связан с вопросами, касающимися Польши. Он тесно сотрудничал с папой Иоанном Павлом II, американскими профсоюзами и радио «Свободная Европа» с целью дестабилизировать обстановку в Польше времён военного положения. В каком-то смысле заявления советского руководства о «плане» освобождения Польши от коммунистического правления были верны, поскольку за закрытыми дверями действительно шла работа по координации различных групп и отдельных лиц. Из своего кабинета Бжезинский осуществлял довольно активную деятельность. В главе 11 очевидец описывает свои впечатления от визита Бжезинского в Москву в 1989 году, в канун падения коммунистических режимов Советского блока. Он принимал участие в неофициальном диалоге американских и советских экспертов о будущем Восточной Европы. Хозяева конференции предчувствовали неминуемый распад блока и дали ему – известному «антисоветчику» Бжезинскому – возможность обратиться к сотням высокопоставленных лиц с речью о том, как мирно перейти к неопределённому, но некоммунистическому будущему. Американский стратег польского происхождения воздержался от «чтения лекций» своей аудитории, но, скорее всего, в глубине души поздравил себя за то, что внёс свой вклад в происходящее – в величайший провал советской политики и окончательное освобождение Польши.
В 1990-х годах Бжезинского более всего заботил вопрос расширения НАТО в Центральной и Восточной Европе, но не забывал он и о ситуации на Ближнем Востоке. В главе 12 представлены подробные описание и анализ его недвусмысленной критики политики США в отношении Ирака. Превратился ли он в «голубя», как предполагает подзаголовок статьи? По сути, Бжезинский не удовлетворяет определениям ни «голубя» в конце холодной войны, ни «ястреба» во время холодной войны. «Я всегда отстаивал политику, которая позволила бы нам победить в холодной войне – посредством того, что назвал «мирным вовлечением»», – заметил он во время нашей беседы, изложенной в главе 17. И всё же, что касается относительного положения Америки в двадцать первом веке, ясно, что он умерил свои ожидания, особенно в отношении военных интервенций. Глава 13 показывает, что он последовательно ратовал за более активное дипломатическое участие США в арабо-израильском конфликте; его поддержка двухгосударственного решения уходит корнями в середину 1970-х годов. В качестве основы для серьезных договорённостей между израильтянами и палестинцами он выдвинул план из четырёх частей. В своих недавних высказываниях Бжезинский до сих пор называет Вашингтон – и, в частности, президента – ключевым фактором, который позволит сблизить стороны и избежать широкомасштабного конфликта на Ближнем Востоке; однако похоже, что он уже оставил идею, что Соединённые Штаты смогут заставить их договориться.
Читать дальше