Валид Фарес - Революция грядет - борьба за свободу на Ближнем Востоке

На востоке от Тегерана гонениям подверглись белуджи, в основном бывшие суннитами. В первые годы «революции» сотни активистов и простых белуджей были арестованы, замучены и казнены 8. Кроме того, нельзя обойти вниманием и огромную тюркоговорящую общину азербайджанцев, живущую на северо-западе Ирана и традиционно ориентированную на персидскую власть в Тегеране. Они также испытали притеснения. Несмотря на то что целый ряд иранских лидеров, в том числе и руководители Исламской Республики, бывшие родом из Южного Азербайджана, требовали от Тегерана предоставления автономии, азербайджанцы так ее и не получили. Махмуд Али Черегани, активист из Тебриза, добивался отделения азербайджанских областей от Ирана и объединения с «Северным Азербайджаном». Реакция Тегерана была быстрой и суровой – в 1999 г. его арестовали. В том году выступления за демократию в Тебризе по своему размаху уступали лишь волнениям в самом Тегеране, основным требованием было расширение свободы печати 9.

Параллельно с войной, развязанной против национальных меньшинств, Хомейни продолжал подавлять и персидское большинство. Выстраивался четкий баланс: если центр получит больше свободы, окраины захотят того же, а если национальности получат автономию, тогда и демократическая оппозиция почувствует себя увереннее. Словом, внутренняя политика в Иране сводилось к простому принципу: не давать свободы никому.

По окончании войны с Ираком в 1988 г. хомейнистский режим сосредоточился на закреплении достигнутого успеха внутри своей страны. Репрессии против инакомыслящих и возможных оппозиционеров стали систематическими. Тегеран, считавший себя победителем в схватке с Хусейном, с большой тревогой следил за реформами Горбачева в Советском Союзе. Преобразования, начинавшиеся в Москве, становились опасным прецедентом. Когда тоталитарный режим либерализуется, деспотические правители по соседству начинают беспокоиться и за свою судьбу. Сама идея «реформ» в Исламской Республике, чьи законы пишет Велаят-э-Факих , расшатывает божественную основу власти. Хомейнистская республика берет свой исток в воле Аллаха, которая исполняется через великих аятолл. Нарушать это положение, предлагая реформировать систему, все равно, что реформировать волю Аллаха – такое попросту невозможно. Хомейни отвергал любые попытки поменять структуру идеологической базы республики. Таким образом, аятолла-основатель своей нерушимой печатью воскресил сталинскую эру. Она закончилась со смертью Хомейни в 1989 г., но его место быстро занял верный последователь аятолла Хаменеи.

Распад Советского Союза сделал США единственной мировой сверхдержавой. Конец «холодной войны» стал сигналом для тегеранской элиты – они поняли, что «Большой шайтан» теперь мог направить свою мощь против Исламской Республики. В ходе операций «Щит пустыни» и «Буря в пустыне» к Персидскому заливу были переброшены значительные американские военные силы и авиация.

Иранский режим надеялся с помощью новой атаки на Ирак рано или поздно выйти «на связь» с Сирией в районе Средиземноморья, однако оказался косвенно заблокирован присутствием США в регионе. Планы застопорились. Но Иран не отказался от них. Экономика страны, несмотря на доходы от продажи нефти, из-за введенных США санкций отнюдь не процветала. С 1990-х гг. в Иране стали прослеживаться две тенденции. Во-первых, Хаменеи продолжал угнетение внутри страны и расширял зарубежное влияние Ирана. Во-вторых, отдельные чиновники пытались запустить реформы, в чем-то напоминавшие горбачевскую «перестройку».

Новый подъем настроений в стране, особенно после смерти Хомейни и возвышения США в качестве единственной сверхдержавы, обусловили именно эти так называемые реформаторы. Пользуясь поддержкой религиозных деятелей, не связанных хомейнистским учением, таких как аятолла Монтазери и премьер-министр Мир-Хосейн Мусави, они вымостили дорогу к выборам Мохаммада Хатами в качестве президента республики в 1997 г. Ученый и богослов, Хатами пользовался огромной поддержкой женщин и молодежи и воплощал в себе реальную энергию, которая спустя годы могла привести к демократической революции. Хатами создавал впечатление человека, который желал, чтобы Иран влился в международное сообщество, привлекал финансовые вложения, проводил экономическую экспансию. Тех, кто его поддерживал, в правительстве называли «реформаторами», но противники режима отвергали такую формулировку 10. Миссис Манда Занд Эрвин, основательница и президент «Союза иранских женщин», рассказала мне в 2007 г., спустя два года после ухода Хатами с поста президента: «Последователи Хатами хотели такую же республику, что и Хомейни, но при этом экономически жизнеспособную. А сторонники Хаменеи были готовы обанкротить страну во имя сохранения исламистской идеологии». Такую оценку президентства Хатами, кажется, разделяют все иранские изгнанники, от сына бывшего шаха Резы Кира Пехлеви, живущего в Америке, до Марьям Раджави, главы левой «Организации муджахидинов», действующей во Франции.