Эй Джей Джейкобс - До смерти здоров. Результат исследования основных идей о здоровом образе жизни

– Почему?

– По этическим причинам.

Вот незадача. Во всем виновата Миранда Бакстер, которая в 1885 году засудила своего врача за то, что он вводил ей воду вместо морфина, хотя плацебо работало.

Следует заметить, что не все плацебо обладают одинаковым эффектом. Исследования показывают, что уже форма и размер влияют на реакцию людей. Капсулы более эффективны, чем таблетки. Голубые плацебо лучше справляются с ролью транквилизаторов (наверное, потому, что синий цвет ассоциируется с ночным временем), розовые – с ролью стимуляторов. (Исключение – мужчины-итальянцы, у них наблюдается обратная реакция. Что думают об этом исследователи? Голубой – цвет итальянской футбольной сборной, и этот цвет может вызывать возбуждение.) Инъекции помогают лучше, чем таблетки и капсулы.

Если коротко, чем сложнее псевдолечение, тем оно эффективнее. В этом, думаю, и заключается секрет многих методов альтернативной медицины. Возьмем, к примеру, банки. Поджигают ватный тампон, пропитанный спиртом, и прогревают небольшие стеклянные сосуды (банки), прикладывая их затем к спине. В них создается вакуум, они присасываются к коже (при этом на теле появляются характерные бугорки), и из организма якобы выводятся токсины. Все эти ухищрения должны к чему-то привести, ведь правда?

Та же логика применима и к иглоукалыванию и объясняет (по крайней мере, отчасти) его эффективность. Когда вас превращают в подушечку для иголок, это крайняя мера, и мозг ожидает, что она сработает.

Возникает вопрос: должен ли мозг верить в то, что плацебо работает? Нужна ли вера? Большинство исследований подтверждают, что нужна. Я все еще помню тот печальный день, когда прочитал, что эффективность моего любимого средства от простуды Airborne – оранжевых таблеток, которые растворяются в воде, – не подтверждается в ходе научных исследований. Я верил в Airborne, и, убежден, это помогло исцелить не один насморк. Но после статьи Airborne стал бесполезен. С другой стороны, исследование, которое в 2010 году провели в Гарвардской медицинской школе, указывает, что плацебо работает… даже когда пациенты знают, что это не настоящее лекарство . У пациентов с синдромом раздраженного кишечника наблюдалось улучшение, хотя их предупреждали, что им дают «пустышки». Прием лекарств дважды в день представляет собой «ритуал самоисцеления», полагают исследователи.

Я тоже испытал на себе так называемый эффект «честного плацебо», но, к счастью, не с синдромом раздраженного кишечника. Несколько месяцев назад мы с четырехлетним сыном устроили шуточную борьбу, и я сломал очки. Из них выпали стекла. Из-за лени и упрямства я несколько дней носил пустую оправу. И, клянусь, когда я надевал пустую оправу, мое зрение становилось острее, чем без нее.

Если эффект «честного плацебо» окажется правдой, я собираюсь основать фармацевтическую компанию и выпустить новый препарат-бестселлер Plazibo.

Сегодня я снова побежал через парк навестить деда. Когда я вошел, он дремал в своем уютном кресле, и ему понадобилось какое-то время, чтобы отойти от полусна.

– Над чем сейчас работаешь? – спрашивает дед.

Я рассказываю ему о проекте, как рассказывал уже раз десять. Он кивает. Я не знаю, помнит он или нет.

Рассказываю ему об изучении боли.

– Мое любимое исследование показывает, что сквернословие помогает облегчить боль, – говорю я.

Он смеется.

Исследование, о котором я узнал из журнала NeuroReport, показало, что добровольцы могли держать руки в ледяной воде на 40 секунд дольше, если не стеснялись в выражениях. Возможно, активизировалось миндалевидное тело – часть мозга, которая отвечает за поведение в условиях стресса и делает нас менее чувствительными к боли.

Тетя Джейн, которая снова приехала из Мэриленда, говорит, что в Интернете выложена лекция гарвардского профессора Стивена Пинкера о психологии сквернословия [110].

– Давайте послушаем ее, – говорит дед.

Джейн находит лекцию на YouTube и нажимает на «Пуск». Пинкер начинает со слов Боно – «Это правда ох…но здорово», – которые привели к скандалу с участием Верховного суда, и продолжает, выдавая нецензурные слова и производные от них с частотой героев Мамета [111].

Даже если бы у меня не было желания выслушивать поток ругательств, сидя рядом с 94-летним человеком, я был бы рад, если бы им оказался мой дед.

Не то чтобы он сам злоупотреблял бранью. Дело в том, как он это воспринимает. Он смеется до слез.