Джордж Фрэнсис Доу - История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Мятеж продолжался три дня, и, как выяснилось впоследствии, ашанти Квобах был руководителем заговора. Его недавно привезли из Африки и продали мистеру Флоссу, по приказу которого негра несколько раз били плетью, чтобы смирить его нрав. Это было обычное обращение Флосса со строптивыми рабами. Бедняга! Оно стоило ему жизни. Доктор Максвелл тоже не пользовался популярностью у черных. Я вспомнил некоторые из его прошлых сентенций. «С ниггерами следует обращаться как с ниггерами», – было одной из максим несчастного доктора, которую я запомнил.

1817–1818 годы были отмечены многими другими бунтами негров. На Барбадосе, Тринидаде, Сент-Томасе белые жили в постоянном страхе перед возможной резней. Говорили, что мятежи поднимали некоторые из диких африканцев, которых контрабандным путем перевезли в британские колонии с испанских и португальских островов. Принятые законы о регистрации всех рабов соблюдались лишь на немногих островах.

Бразильцам так и не удалось захватить ашанти Квобаха. С несколькими сторонниками он бежал в дикие прерии и был либо убит, либо схвачен индейцами. Следует заметить, что в то время у повстанцев уже были флаги и они явно укрепились организационно. Не приходится сомневаться, что существовал какой-то план общего восстания рабов. Впоследствии мне говорили, что негритянский флаг обнаружили на Барбадосе. Это было трехцветное полотнище, на одном поле которого был изображен повешенный белый, на другом – черный вождь, стоящий над белой женщиной, на третьем – негр с короной на голове и сидящая сбоку красивая белая женщина. В то время полагали, что негритянские агенты с Гаити возбуждали мятежные настроения среди рабов как на континенте, так и на островах. Повстанцы Барбадоса жгли целые приходы, подобные опустошения совершались и на островах. В результате тысячи рабов были убиты, повешены или голодали в своих убежищах, многие сахарные плантации остались без рабочей силы. Все это повышало цену негров и улучшало рыночную конъюнктуру. Диего Рамос предсказывал более чем среднюю прибыль для нас в следующие двенадцать месяцев. К счастью, живой товар «Кабенды» был реализован до смерти мистера Флосса. Его векселя котировались в торговых домах Парижа и почитались за золото во французских факториях на реке Сенегал. До этого Франция запретила работорговлю – на бумаге, однако ее граждане были не столь щепетильны или робки, как подданные его британского величества.

Мы снова бросили якорь в Рио-Понго в середине сезона дождей. Все было как прежде, хотя поселение удостоилось двух посещений британской эскадры, весьма активной у побережья в то время. Однако мой дядя выдержал испытание. Наши загоны для рабов были пусты, склады полны. Дон Рикардо показал португальские разрешения, которые предоставляли ему свободу вести работорговлю по его усмотрению. Более того, он вел дипломатическую деятельность другого рода. Он отправил одного из своих черных агентов на реку Конго, где попала в трудное положение британская исследовательская экспедиция, и умудрился выговорить там несколько льгот у местных вождей, что имело особое значение для британских исследователей. Этого было достаточно для наших легковерных соотечественников, и торговый дом «Виллено и К°», вместо того чтобы подвергнуться конфискации, приобрел еще большее влияние на африканском побережье.

У нас были сведения о британской суровости на реках Калабар, Конго и Гамбия, а также близ мыса Пальмас. Старую факторию Бангару на реке Конго ликвидировали, а ее американского управляющего по имени Куртис уволили в ускоренном порядке. Другой американец, по имени Кук, был переправлен в Сьерра-Леоне, а затем отослан в оковах в Портсмут. Близ поселения местного вождя Мунго Сатти уничтожили другую факторию и конфисковали около двадцати тонн слоновой кости. Британцы предприняли другие карательные меры, но как Нью-Тир, так и Рио-Бассо остались безнаказанными.

Мне было приятно почувствовать себя дома после жизни на корабле, но я заметил перемену в девушке-квартеронке Марине, как только бросил на нее взгляд. С ее щек сошел нежный румянец, а черные глаза, которые сверкали как звезды, были мрачными и полузакрытыми под длинными ресницами. Встречая нас, она слабо улыбалась, но вскоре тупела и становилась забывчивой. Донна Амелия в долине пальм тепло приветствовала меня, а дядя оставался в хорошем расположении духа с ней, самим собой и всеми другими.

За столом у дяди мы встретили двух незнакомцев – Педро Бланко, моряка из Малаги, и Бласа Ковадо, мексиканца. Первый скопил впоследствии полтора миллиона серебряных долларов на торговле в Африке и занял положение гораздо более значительное, чем положение дяди. И это было достигнуто в то время, когда почти каждое правительство стремилось к вооруженному подавлению работорговли. Что касается Ковадо, то он угождал всем и казался малодушным человеком. Он был доверенным лицом моего дяди и, очевидно, пользовался его доверием.