Лоуренс Рис - Нацисты - Предостережение истории

Тем не менее страдания этого народа не прекратились. Программа «ариизации» – изъятия у евреев частных предприятий – лишала их всех средств к существованию. Даже те евреи, что работали на должностях, изначально не запрещенных для них, были разорены. Сразу после бойкота 1 апреля 1933 года на небольшой табачной фабрике отца Арнона Тамира начались неурядицы. Городские табачные торговцы, с которыми у этого человека всегда были добрые отношения, один за другим отказывались иметь с ним дело, объясняя это тем, что с тех пор, как всем стало известно о его расовой принадлежности, его товары дальнейшей продаже не подлежат. Спустя несколько месяцев этого неофициального «бойкота» фабрикант был вынужден свернуть производство. «Для него это стало тяжелым ударом, – рассказывает Арнон Тамир, – ибо уже в третий раз, после войны и инфляции, он остался без гроша. Несколько недель после закрытия фабрики отец лежал на диване и смотрел в пустоту».

Многие тысячи евреев впали в нищету не из-за неофициального бойкота, как отец Арнона Тамира, а из-за принятия в 1930-х многочисленных законов о запрете на работу евреев в ряде сфер, например на государственной службе. Многие впали в отчаяние и попытались бежать из Германии.

Карл Бем-Теттельбах соглашается с тем, что несправедливо было вынуждать этих людей покинуть страну, однако «разделяет» чувства нацистов на том основании, что «девяносто процентов» юристов в Берлине в то время были евреями. Бывший банкир Иоганн Цан объясняет сложившуюся ситуацию тем, что «все считали в то время, будто в Германии евреев стало слишком много», упоминая также вышепоименованную «загвоздку»: евреи занимали ведущие позиции в определенных сферах (например, юриспруденции). Если бы не эти ценные замечания современников, легко было бы предположить, с оглядкой на политику антисемитизма, что нацистскую идею расовой дискриминации насаждали вопреки воле большей части населения. Однако от самых разных очевидцев, с которыми удалось побеседовать, мы узнали, что многие немцы радостно поддержали ограничение нацистами еврейских прав.

Разумеется, причина того, что евреи сосредоточились на определенном роде занятий, уходила корнями своими в далекие века – столетиями евреев не допускали к иным сферам деятельности. «Фактически нас преднамеренно сгоняли все это время в один сектор, – поясняет Арнон Тамир. – Так, двести лет назад нам запрещали заниматься земледелием или ремеслами». Но разве может здравый смысл поспорить с предрассудками?

Неевреи делали вид, что все это их не касается. Я спросил Карла Бема-Теттельбаха, как можно было уважать Гитлера и приветствовать то, что он делал для Германии в то время, как евреи массово теряли работу и вынуждены были бежать из страны. Своим ответом, думаю, он выразил всеобщую тогдашнюю точку зрения: «Такое никому и в голову не приходило. Все мыслили одинаково, все были одним целым, не следовало выделяться из толпы. Эпидемия! В какой-то мере таким единством и объясняются события тех лет». Вспоминая собственную службу в люфтваффе в 1930-х, он поясняет: «Мы были молодыми летчиками, целый день проводили в воздухе. Не хотелось обсуждать подобные вещи, мы никогда не поднимали таких тем за офицерским столом. А потом приходили домой, сытно ужинали и ложились спать или отправлялись на танцы».

Арнону Тамиру через многое довелось пройти, взрослея в атмосфере столь «заразительного» антисемитизма. Он то и дело смотрелся в зеркало, разглядывал свой нос – не слишком ли он велик? А нижняя губа – не слишком ли заметно выдается вперед? С немками и вовсе было сложно: «Одну только мысль о дружбе или чем-то более серьезном с немецкой девушкой тут же отравляли отвратительные карикатуры и газетные заголовки, кричащие о том, что евреи заразны». Арнон Тамир заметил, что для убежденных нацистов евреи были не просто чужаками – к ним относились так, будто они состояли родичами дьявола. Однажды, подрабатывая на строительном участке, он с ужасом услышал историю, которую с глубочайшей серьезностью рассказывал молодой штурмовик. Она была о еврейке из его деревни, которую все считали колдуньей. Парень уверял всех, что еврейка могла обернуться лошадью, а потом снова стать человеком. Однажды кузнец изловил ее, когда она не успела еще принять человеческий облик, и подковал, после чего она так и не смогла вернуть себе прежнего обличья. «Я наотрез не мог понять, – рассказывает Арнон Тамир, – как вообще можно верить подобным россказням». В нелепых предрассудках молодого штурмовика отражались представления всего немецкого общества, где евреи составляли очень малую долю: 0,76 процента от всего населения Германии. Иногда гораздо легче бояться невидимого врага, обладающего почти сверхъестественными силами, чем обыкновенного соседа, живущего через дорогу.