Посмотрите на Алвина, который ринулся в авантюру, как симпатичный щенок. Несмотря на оригинальность его коллекций, он «сломал себе хребет». Посмотрите на Ворта, главу пелотона, вынужденного продать свое имя Пакену. Посмотрите на остальных, чьи имена я не стану называть, хотя их знают все: они ковыляют на трех лапах и живут в вечном страхе перед кредитором. Ясно, что проблема носит общий характер и затрагивает не тот или иной дом, а нашу профессию целиком. Вот откуда обеспокоенность Синдиката Высокой моды, который давно ищет решение.
В связи с этим меня охватили угрызения совести: несомненно, я слишком мало рассказала о важном значении Синдиката Высокой моды в жизни каждого из нас. Как и манекенщицы, он появился во времена Чарльза-Фредерика Ворта и способствовал подъему профессии. Ее основал через десять лет после собственного Дома моды, а именно в 1868 году, господин Депень. С тех пор сменилось двадцать три президента, среди которых был Ворт I. Последний президент – господин Ремон Барбас [310]вместе со своим штабом защищает интересы тысяч ее членов.
Можно представить себе размах деятельности этого учреждения. Его службы расположены в нескольких небольших комнатках, скромность которых поражает американцев. Они расположены по соседству с Елисейским дворцом по адресу: улица Предместье Сент-Оноре, 102.
Синдикат организует профессиональные дискуссии, борется с копированием, обеспечивает путешествия за границу и переговоры с Таможенным управлением. Все важные решения принимаются здесь. В синдикате я получила часть ответов на тревожившие меня вопросы. Представляете ли вы, к примеру, как угрожающе снизился годовой оборот Высокой моды по сравнению с довоенными временами? Один из крупнейших домов той эпохи, быть может, Пату, который использовал тысячу работников, имел годовой оборот, равный восьмидесяти миллионам, что соответствует примерно двум с половиной миллиардам нынешних франков, т. е. более половины общего годового оборота всех ныне существующих домов моды. Согласитесь, спад есть.
Кажется, Поль Валери [311]писал: «Франция может выстоять, только выделяясь среди остальных». Наша истинно французская индустрия, как и Высокая мода, вывозит товаров в год на миллиард франков с учетом невидимого экспорта. Один из журналистов писал в 1929 году: «Платье стоимостью четыре тысячи франков позволяет жить связанным с его изготовлением отраслям промышленности, дает работу восьмистам пятидесяти тысячам работницам и позволяет возвращать в страну семь миллиардов франков». Семь миллиардов в 1929 году!
Причин нынешнего падения несколько. Прежде всего, исчезновение европейских королевских дворов, которые обеспечивали большой объем закупок в Париже. Нынешний строгий контроль обмена валют (англичане имеют право вывозить всего несколько фунтов), некоторые запреты по импорту (к примеру, Южная Америка) и так далее… Наконец, бегство клиентуры, которую война отдалила от забот o туалетах.
Чтобы индустрия жила и процветала, ей надо использовать естественные потребности некоторой массы людей, заинтересованных в этой отрасли. А сейчас мужчины все больше охладевают к радостям стола, а женщины тратят меньше времени на приобретение туалетов.
Если матери хранят верность Высокой моде, дочери зачастую предпочитают готовую одежду и проявляют больший интерес к конкурирующим секторам экономики, подрывающим всемогущий престиж элегантности: автомобилям, спорту, отдыху и даже бытовой технике. Принадлежности домашнего комфорта распродаются хорошо, хотя стоят дорого, а гардероб составляет в семейном бюджете меньшую долю, чем раньше. Что вы хотите, в кринолине в самолет не сядешь!
«Только латиноамериканские страны остаются верными Высокой моде, – говорил мне один бразильский друг, – быть может, потому, что наших женщин трудно одевать: они быстро толстеют». На самом деле эти несколько фраз значат куда больше моих соображений по поводу так называемого бегства женской клиентуры. Но, к счастью, у нас еще остается добрая фаланга страстных любительниц моды. Что касается остальных, думаю, у них есть желание посещать наши салоны, но они сдерживают себя не столько из-за отсутствия вкуса, сколько по необходимости, не располагая средствами для приобретения наших моделей, которые, признаемся, стоят дорого.
Драма Высокой моды в том, что она вынуждена жить в нашем современном мире, продолжая использовать средневековые методы работы. Даже нельзя вообразить, чтобы работа выполнялась иным способом, а не вручную, где каждый стежок должен быть выверенным, машине делать нечего. Поэтому оплата рабочей силы занимает большое место в расчетах себестоимости моделей. Как подсчитал один из наших крупных домов, сто франков зарплаты, действительно выплачиваемой работнице, обеспечивают пятьсот франков оборота, тогда как в фирме по производству электроаппаратуры – тысячу пятьсот франков.
Читать дальше