Николай Непомнящий - Люди-феномены

Началась эта история в Троицын день – 26 мая 1828 года. В пять часов вечера на площади Уиншлитт в немецком городе Нюрнберге люди заметили странную фигуру. Молодой человек, которому на вид было лет 16, неуверенно двигался вперед, опираясь на стены домов. Он имел очень утомленный вид, походка его походила на походку ребенка, только что научившегося ходить. Да и одет он был необычно: в серые, поношенные куртку и штаны, странный камзол и цилиндр.

На вопросы горожан он пробормотал: «Я хочу быть кавалеристом, как мой отец». В руке он держал письмо, адресованное ротмистру фон Вессингу. Неизвестный писал: «Посылаю вам парня, который может стать хорошим солдатом своему королю». Разговаривать с найденышем было невозможно – он лишь что-то неразборчиво бормотал. Ротмистр ничего не понимал и передал его полиции.

Мальчика поместили в тюремную башню, предложили ему колбасу и пиво, но он с отвращением отказался, принял только хлеб и воду и тут же уснул. К нему по-доброму отнесся тюремный смотритель Хильтель, который первым понял, что с мальчиком что-то не так. Этот почти немой юноша умел, однако, писать свое имя – Каспар Хаузер.

28 мая Каспара осмотрел тюремный врач. Он первым написал в своем отчете, что заключенный ребенком был насильственно удален от людей и лишен нормального воспитания. В июне сам бургомистр Нюрнберга допросил Каспара. Его, как он пишет в своем официальном докладе, «чистый, открытый, невинный взгляд, высокий и широкий лоб, абсолютная невинность его натуры, не знавшей различий пола, его неописуемое добродушие и мягкость ко всем окружающим, сердечность, с которой вспоминал даже своих угнетателей…» убедили бургомистра, что перед ним не беглый преступник, не симулянт и не сумасшедший. По решению магистрата Нюрнберга мальчика передали под опеку местного учителя.

Каспар Хаузер. Рисунок 1837 года

Георг Фридрих Даумер, главный воспитатель и учитель Каспара, оставил интереснейшие записки. Юноша попал к нему совсем больным: у него подергивались лицо и конечности, он пугался резких звуков и яркого света. Но, в отличие от всех известных истории случаев, городской Маугли в несколько недель выучился связно говорить, приобрел навыки письма и счета. Теперь он мог рассказать о себе. История его была проста и ужасна.

Сколько он себя помнил, его держали в низком темном помещении, похожем на клетку, где он мог лишь сидеть. Иногда он впадал в сон, возможно, его одурманивали опиумом, а проснувшись, находил рядом с собой хлеб и кувшин воды, а на себе чистую одежду. Потом стал появляться человек, научивший его произносить несколько простых слов и писать свое имя. Однажды человек провел его через лес, вывел на дорогу, дал в руки письмо и показал, куда идти.

Даумер стал лечить его прогулками, верховой ездой, теплыми ваннами, тишиной и покоем, легкими работами в саду или в столярной мастерской. Хотя письмо к ротмистру представляло Каспара простолюдином, Даумер обратил внимание на его изящные не рабочие руки. Постепенно издерганный и напуганный дикарь стал приходить в норму, и тут обнаружились совершенно необычные, почти сверхъестественные способности. Даумер методично записывает: «От мясной пищи у него были приступы лихорадки, растительные кислоты вызывали сыпь и раздражение, к сладкому он чувствовал отвращение, все пряное и душистое его пугало. Он признавал только хлеб и воду. Весь его дух отличался необыкновенной чуткостью и свободой. На значительном расстоянии он чуял каплю бульона, добавленную в его водянистый суп. За 100 шагов различал по запаху несколько ягод голубики, а на половине этого расстояния мог ощутить разницу между голубикой и черникой. Его привыкшие к полумраку глаза видели в полной темноте, в которой обычный глаз не различал ни красок, ни очертаний. Ночью ему не нужен был свет, чтобы ориентироваться в доме и уверенно передвигаться, зато дневной свет его ослеплял.

Если сзади к нему кто-то незаметно и неслышно приближался, он знал это благодаря особенному чувству, которое вызывала в нем близость живого существа. Если человек издали протягивал к нему руку, он чувствовал исходящую от него эманацию – он называл это „дуновением“ или „веянием“. Чье-то прикосновение – за исключением пожилых людей – вызывало у него холодную дрожь. Но самое замечательное то, что он мог различать металлы, например медь от олова, не видя их. Эти свойства слабели по мере того, как он становился сильнее и здоровее».