Дэвид Дойч - Начало бесконечности. Объяснения, которые меняют мир

СОКРАТ: Ты мог бы и сам отыскать логическую дыру, Аристокл. Теоретически ты прав, но в Спарте даже царям не дозволено проводить какие-либо существенные перемены. Если бы такой смельчак и нашелся, эфоры свергли бы его.

ПЛАТОН: Что ж, у них два царя [75], пять эфоров и двадцать восемь сенаторов. Рассуждая математически, получим, что если бы философией занялись всего пятнадцать сенаторов, три эфора и один царь…

СОКРАТ [ смеется ]: Ладно, Аристокл, сдаюсь. Если бы правители Спарты переняли нашу философскую манеру, а затем серьезно вознамерились бы взяться за критику и реформирование своих традиций…

ПЛАТОН [ немного растерян, пишет: «Теорема. Царь-философ – то же самое, что философ-царь. Что будет, если философ станет царем?» ]: Или, может, скорее к власти пришел бы один благожелательный царь…

СОКРАТ: Как бы то ни было, если им удалось бы провести такие реформы, то их город и правда мог бы стать поистине великим. Но об этом даже мечтать не стоит.

ПЛАТОН пишет: «Сократ говорит, что город с царем-философом был бы поистине великим» ]: Нет, я и не мечтаю. Но, а вообще, как учить царей философии, Сократ? [ Пишет: «Заключается ли роль философов в том, чтобы обучать царей?» ]

СОКРАТ: Не уверен, что философия – первое, чему следует учить правителя. Нужно, чтобы было, о чем философствовать. Он должен знать историю, литературу, арифметику и, возможно, прежде всего он должен быть знаком с глубочайшим из наших знаний, а именно геометрией.

ПЛАТОН пишет: «Несведущему в геометрии входа нет!»

ХЕРЕФОНТ: А я сужу о городе по тому, как в нем относятся к своим философам .

СОКРАТ [ с улыбкой ]: Отличный критерий, Херефонт, я с ним даже спорить не буду! Кстати, Аристокл, я вовсе не скромен. И чтобы доказать это, я скажу, что Гермес убедил меня, что я на самом деле мудр, по крайней мере в одном отношении, которое он особенно ценит, а именно в том, что мне известно, что обоснованное убеждение невозможно, равно как бесполезно и нежелательно.

ПЛАТОН [ пишет: «Сократ – мудрейший человек в мире, потому что только он знает, что ничего не знает, ведь настоящее знание невозможно!» ]: Постой! Обоснованное убеждение невозможно? Точно? Ты уверен?

СОКРАТ [ громко смеется, остальные же озадаченно наблюдают за ним ]: Извини, Аристокл, но в твоем вопросе что-то не так.

ПЛАТОН: А, я понял! [ Грустно улыбается, как и остальные, когда понимают, что Платон только что попросил обоснования убеждения, состоящего в том, что обосновать убеждения нельзя .]

СОКРАТ: Нет, я ни в чем не уверен. И никогда не был. Но Гермес объяснил мне, почему так и должно быть, начиная с того, что человеку свойственно ошибаться и что чувственный опыт ненадежен.

ПЛАТОН пишет: «Лишь знание о материальном мире невозможно, бесполезно и нежелательно».

СОКРАТ: Он познакомил меня с замечательной точкой зрения на то, как мы воспринимаем мир. Каждый твой глаз – как маленькая темная пещера, на одну из задних стен которой извне падают редкие тени. Всю свою жизнь ты сидишь в дальнем углу пещеры и тебе видна только задняя ее стена, поэтому видеть реальность напрямую ты не можешь.

ПЛАТОН пишет: «Мы как будто скованные цепями узники, сидящие в пещере, и нам разрешено смотреть только на ее заднюю стену. Мы никогда не узнаем, что там снаружи, потому что видим только быстро мелькающие, искаженные тени».

[Примечание. Сократ немного улучшает воспринятое от Гермеса, а Платон все более превратно толкует слова Сократа.]

СОКРАТ: Затем он продолжил и объяснил, что объективное знание действительно возможно: оно происходит изнутри! Сначала появляется предположение, которое затем исправляется повторяющимися циклами критики, включая сравнение со свидетельствами на нашей «стене».

ПЛАТОН пишет: «Единственное истинное знание – то, что происходит изнутри. (Как? Путем воспоминаний из прошлой жизни?)»

СОКРАТ: Таким образом, мы, слабые люди, которым свойственно ошибаться, можем узнать объективную реальность, при условии, что пользуемся философски обоснованными методами, которые я описал (и которыми большинство людей не пользуются).

ПЛАТОН пишет: «Мы можем познать истинный мир за гранью иллюзорного мира ощущений. Но только через величественное искусство философии».

ХЕРЕФОНТ: Сократ, я думаю, с тобой действительно говорил бог, ибо у меня сложилось сильное впечатление, что сегодня благодаря тебе я мельком увидел божественную истину. Мне потребуется немало времени, чтобы перестроить свои представления с учетом этой новой эпистемологии, которую он тебе открыл. По-видимому, это чрезвычайно перспективный и важный предмет.