Саулин.Возможно, скорей желал бы узнать этот способ!
София.Точно так же сказал Меркурий Минерве, и та ему ответила:
171. – Прежде всего, тем способом, как ты уже сделал: впиши внутри этого треугольника наивозможно больший круг, затем вне этого треугольника опиши круг, самый меньший из возможных касающихся к вершинам трех углов; и затем не стану приступать к столь надоевшей квадратуре, но к простому тригонизму: стану искать треугольник, который бы имел линию, равную линии круга, и другой, у коего бы поверхность равнялась поверхности круга. Таковым будет один, как бы средний, треугольник, в равном расстоянии от одного треугольника, что содержит в себе круг, и от другого, что содержится в круге. А как его найти, предоставляю собственной сообразительности каждого, ибо мне достаточно было показать суть сути. Точно так же, чтобы очетвероуголить круг, не нужно брать треугольник, но четырехугольник, который находится между самым большим внутренним и самым меньшим внешним к данному кругу. Чтобы опятиуголить круг, нужно взять средний между самым большим пятиугольником, вписанным в круг, и самым меньшим, описанным около него. Равным образом, следует делать так всегда, чтобы приравнять какую угодно другую фигуру по площади и по линии к кругу. Более того, таким образом, найдя круг квадрата, равный кругу треугольника, можно будет найти квадрат этого круга, равный треугольнику другого круга – квадрат одинаковой величины с треугольником.
Саулин.Таким способом, София, можно приравнять все фигуры друг с другом при помощи и по отношению к кругу, который вы делаете мерою мер. То есть, если мне надо, например, треугольник, равный четырехугольнику, беру треугольник, средний между двумя касательными к кругу, и четвероугольник, средний между двумя четвероугольниками, касательными к тому же кругу или даже другому равному. Если же мне понадобилось бы взять квадрат, равный шестиугольнику, то я начерчу и тот и другой внутри и вне круга и возьму средний из двух четырехугольников и шестиугольников.
София.Ты хорошо понял. Так что, стало быть, теперь имеется не только экватура всех фигур к кругу, но более того, каждой из фигур ко всем прочим через посредство круга, причем всегда сохраняется равенство линий и поверхностей. Таким образом, при малом рассуждении и внимании всякое равенство и пропорцию какой угодно хорды можно принять за какую угодно дугу, ибо эта хорда, вся целиком, или разделенная, или по определенным основаниям увеличенная, может стать многоугольной, каковую указанным способом объемлет данный круг или она его.
172. – Итак, скорее решайте, – сказал Юпитер, – кого мы должны поставить там на месте треугольника.
Ответила Минерва:
173. – По-моему, всего лучше будет там Вере и Искренности, без коих всякий договор нерешителен и сомнителен, всякое общество распадается, всякое сожитие разрушается. Посмотрите, до чего дошел мир вследствие того, что у него вошло в обычай и пословицу: «Царям не надо соблюдать верность». Еще: «Нечего соблюдать верность к еретикам и неверным». Или еще: «Не будь верным тому, кто нарушил верность».
Но что же будет, если все эти правила начнут применяться на деле? До чего дойдет свет, если все республики, царства, хозяйства, семьи и частные люди скажут, что нужно быть святым со святым, лукавым с лукавыми? И если все станут извинять свои преступления тем, что у них соседи или друзья были преступниками? И станут считать, будто не надо быть и стараться быть добрыми вполне независимо, как боги, но применительно к случаю и удобствам, как змеи, волки и медведи, яды и отравы?
174. – Хочу, – прибавил Отец, – чтобы Верность была самой славной меж добродетелями, и чтобы никогда не дозволялось разрывать ее – и дана была она с условием обоюдной верности, – разве только когда ее нарушила другая сторона, ибо это закон не гражданственного и героического грека и римлянина, а какого-нибудь зверского и варварского иудея и сарацина – позволят себе вступать в договор иногда и с некоторыми людьми исключительно для собственного удобства и случая обмануть, чем самым Верность обращается в слугу тирании и предательства.
Саулин.О София! Нет оскорбления бесчеловечнее, преступнее и недостойнее сожаления, как оскорбление, наносимое одним человеком другому, если тот ему верил, а он обманул его доверие.
София.«Вот я и хочу, – сказал Громовержец, – чтобы эта добродетель появилась с торжеством на небе, дабы стали ее впредь чтить на земле. И пусть ее видят на том месте, где был Треугольник, который всего удобнее символизировал собою Верность, ибо треугольное тело (как состоящее из минимального числа углов и наиболее далекое от круга) труднее, чем всякое другое, сдвинуть с места».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу