Марлис Штайнер - Гитлер

Между тем в Берлине положение изменилось. Напуганный коммунистическими и сепаратистскими выступлениями, Штреземанн решил договориться с Мюнхеном. Однако социал-демократы, недовольные вмешательством рейхсвера в дела Саксонии, проявляли к Баварии настороженность. Кроме того, они давили на Штреземана, надеявшегося в вопросе репараций получить поддержку американцев и англичан, чтобы он вступил в переговоры с Францией, в первую очередь по проблеме Рура, и 1 ноября выдвинули канцлеру ультиматум. Но рейхсвер, до последнего времени разделявший их позицию по Баварии, неожиданно сделал кульбит и отвернулся от них: «Если между генералами фон Зектом и фон Лоссовом и имелись трения, отныне следует считать их недоразумением. Начиная с 1 ноября взгляды фон Зекта полностью совпадают с взглядами баварских руководителей».

Судьба Большой коалиции решилась на заседании 2 ноября, где Штреземан отмежевался от социалистов. Гесслер высказался категорически против «возможной победы фашистского движения», назвав ее «великим несчастьем для Германии».

На встрече с шефом баварской полиции фон Зект уверил собеседника, что не намерен повторить печальный опыт австро-прусской войны 1866 года (Бавария тогда была союзницей Австро-Венгрии и вместе с ней понесла поражение) и не пойдет вместе с рейхсвером против Баварии. Что касается создания «национальной диктатуры, свободной от парламента и готовой к энергичным мерам против социалистической дряни», о которой говорил Зайссер, то генерал уверил, что это и его цель, хотя добиться ее осуществления в Берлине будем намного труднее, чем в Мюнхене, поскольку приходится придерживаться законных путей.

В письме к Кару, которое тот получил только 5 ноября, шеф военной администрации вспоминал их предыдущую встречу, оставившую у него впечатление их «полного согласия по многим фундаментальным вопросам». Фон Зект подчеркнул, что видит свой долг в том, чтобы превратить рейхсвер в средство поддержки власти рейха, а не какого-то конкретного правительства. Поначалу, указывал он, его питала вера в возможность обратить социал-демократию на благо народного дела, но последняя не оправдала его надежд, отказавшись воспринять идею перевооружения страны. То же самое касалось пацифистских и интернационалистских движений. «Поддержание единства рейха, возможность перевооружения, достойная внешняя политика, поддержка государственной власти» – такими были, по его мнению, главные задачи.

Ознакомившись с этой информацией, триумвират 6 ноября вновь созвал совещание патриотических организаций, пригласив и Кампфбунд, и обратился к ним с предостережением: не предпринимать никаких необдуманных шагов. Высказавшись в пользу создания директории, он предложил всем ждать 11 ноября.

Но Гитлер и его окружение не желали больше ждать. Они решили выступить 11 ноября и разработали план по подчинению своему контролю крупнейших городов Баварии, предполагающий захват вокзалов, почты, телеграфа, телефона и городских ратуш. Встал вопрос: зачем ждать 11 ноября, а не выступить 8-го, в пятую годовщину «преступной революции»?

Подробности путча представляются настолько невероятными, что вряд ли заслуживают интереса. Если бы не человеческие жертвы, можно было бы назвать его комедией ошибок, сюжет которой строится по принципу «вор у вора дубинку украл». Гитлер и несколько его приспешников ворвались в зал, где Кар произносил речь. Гитлер взобрался на стул и, призывая собрание к тишине, выстрелил в потолок из пистолета. Затем он перебрался на стол. В своем длинном пальто, под которым он носил черный жакет с прикрепленным к нему Железным крестом, он больше походил на официанта, чем на революционера. «Народная революция началась, – прокричал он хриплым голосом. – Вы окружены. У меня шестьсот вооруженных людей. Никто не выйдет из зала». Он также пригрозил, что на балконе второго этажа будет установлен пулемет. Действительно, в зал входил Геринг с несколькими вооруженными штурмовиками. Фюрер объявил низложенными правительства Баварии и рейха и добавил, что будут образованы временные правительства. Казармы рейхсвера и полиции заняты его людьми, сказал он, и солдаты, так же как полицейские, переходят под стяг со свастикой. Затем он безапелляционным тоном предложил фон Кару, фон Лоссову и фон Зайссеру перейти в соседнее помещение.

Свидетельства о том, что произошло дальше, расходятся в деталях, но совпадают в главном. Гитлер сообщил триумвирату, что бывший префект полиции Понер назначен министр-президентом Баварии с диктаторскими полномочиями; Кар становится регентом Баварского государства, он сам берет на себя руководство политическим департаментом рейха, а Людендорф принимает командование армией. Фон Лоссов назначается министром обороны, а фон Зайссер – шефом полиции. Напротив, относительно того, угрожал ли Гитлер собеседникам, точных сведений нет. По некоторым свидетельствам, он якобы заявил: «У меня в пистолете четыре патрона; три для вас, последний – для меня». Во время суда Гитлер отверг это обвинение, заявив, что в пистолете у него было семь патронов, так что он не мог произнести ничего подобного. Разумеется, его слова ничего не доказывают. Также остается невыясненным, в самом ли деле Кар ответил, что не боится смерти, или шепнул коллегам, что следует притвориться, что они принимают условия ультиматума. Все это как нельзя лучше иллюстрирует водевильный стиль этого, с позволения сказать, государственного переворота.