Марлис Штайнер - Гитлер

В Дании обстановка отличалась чуть меньшим драматизмом. Правительство и король оставались на месте и смогли помешать дальнейшему ухудшению ситуации. Немецкое военное командование обладало ограниченными полномочиями; рейх был представлен министром. Таким образом эта страна, во всяком случае до сентября 1942 года, была призвана играть роль своего рода «визитной карточки» Германии с целью пропаганды среди других германских народов.

Отношения с Францией с самого начала складывалась совершенно иначе. Идеи и замыслы Гитлера представляли собой смесь «рациональных» соображений и чисто эмоциональных реакций.

«Рациональным» фактором служило его желание избежать необходимости второго фронта в случае восточного конфликта. Поэтому прежде всего следовало покорить Францию – наиболее слабое звено в цепочке франко-британского содружества. Возможно даже, полагал фюрер, поражение Франции заставит Великобританию запросить мира. С военной точки зрения для проникновения на территорию Франции требовалось быстрым маршем пройти через Голландию, Люксембург и Бельгию. Геринг настойчиво требовал размещения в этих странах баз Люфтваффе. Будут ли эти страны придерживаться нейтралитета или просто откажутся воевать, не имело значения. Планировалось применить уже опробованную схему: внезапность нападения и предъявление ультиматума в момент вступления войск на чужую территорию. О том, что Англия может расценить нарушение нейтралитета и захват этих стран как лишний повод игнорировать новые предложения о мире, которые Германия продолжала выдвигать, фюрер предпочитал не думать. Как мы уже показали, он был убежден, что единственным, что заботило Великобританию, было сохранение империи, следовательно, ее интересы лежали вне Европы. Гитлер настолько поддался логике собственных рассуждений, что не желал понимать: для Лондона существование дружественно настроенных стран по ту сторону Ла-Манша имеет огромное стратегическое значение. Перед угрозой в любую минуту оказаться объектом нападения или шантажа, Англия просто не имела иного выбора и вынуждена была продолжать войну до полного уничтожения столь опасного и непредсказуемого противника, как Третий рейх. Но Гитлер, несмотря на глубокую веру в свой талант стратега, мастера политического расчета и знатока вражеской психологии, никогда не задавался подобными вопросами.

Очевидно, это объясняется его германоцентризмом, с позиций которого он всегда рассматривал историю. Если бы не это, фюрер бы вспомнил, что англичане на протяжении четырех столетий отважно сражались, защищая устье Рейна и Шельды, с Филиппом II, Людовиком XIV, Наполеоном и Вильгельмом II. Но он всячески старался внушить себе, что за Ла-Маншем неверно понимают его намерения: ему (за исключением нескольких бывших немецких колоний) не нужна Британская империя, поскольку он не знает, что с ней делать, а выгоду от ее крушения получат только США и Япония.

Эмоциональной подоплекой враждебного отношения к Франции служило желание «отмыть» Германию от позора прошлого поражения и Версальского договора; Гитлер не раз повторял, что грядущий конфликт будет «вторым актом» мировой войны. Но, даже если забыть о Версале, оставался еще Вестфальский мир, превративший Францию в гегемона европейского континента, и Гитлер вынашивал утопическую мечту переделать историю на свой лад. Отныне роль гегемона должна принадлежать Германии, и мирный договор будет, как и в 1648 году, подписан в Мюнстере. Начиная с ноября 1939 года он мысленно делил французские провинции, например отдавал Бургундию южным тирольцам. «Как и всякий гений, – писал Геббельс, – он опережает время». Поэтому представляется крайне маловероятным, что Гитлер действительно рассматривал возможность мирного урегулирования разногласий с Францией, как того желали Штреземан, фон Папен и даже Риббентроп.

Упорство, с каким он вмешивался в разработку военных планов на западе, красноречиво свидетельствует о его решимости применить силу. Он лично занимался составлением планов некоторых «специальных операций», например взятия бельгийской крепости Эбен-Эмаэль к югу от Маастрихта или занятия стратегически важных мостов через Маас и канал Альберта силами парашютных частей или с помощью планеров. Его не останавливал скептицизм Генерального штаба; 27 октября он принял у себя в канцелярии генерала Штудента, командовавшего парашютистами, и долго разъяснял ему значение бельгийского «чулана» в районе Гента, о котором в памяти немцев сохранились самые дурные воспоминания.