Людвиг Стомма - Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений

Мог ли Наполеон выиграть сражение при Ватерлоо? Наверное, мог. С рациональной точки зрения весьма вероятно, что у Блюхера как раз начались бы роды слоненка, что заставило бы его опоздать. Генерал Эммануэль Груши мог бы преградить Блюхеру дорогу, ведь он слышал канонаду, а не дожидаться приказов. В свою очередь, если бы поляк Ежи Зенович доставил ему эти приказы раньше, не канителясь пять часов в поисках Груши… Если бы да кабы… Конечно, Наполеон мог выиграть сражение при Ватерлоо, но никак не войну.

Советский историк Альберт Манфред («Наполеон Бонапарт», т. II, Варшава, 1980) пишет: «То, что произошло во

Франции в марте 1815 г., если последовательно анализировать социальный характер этих удивительных событий, следовало бы определить как своеобразную буржуазную революцию. Подавляющее большинство народонаселения, то есть крестьянство, городская беднота и буржуазия, восстало, чтобы сбросить угнетение феодальной реакции, стремившейся уничтожить материальные, общественные и политические достижения революции. Специфика марта 1815 г., а именно поддержка народного движения армией, которая вопреки всем приказам и угрозам перешла на сторону Наполеона и народа, только сильнее подчеркивает общенациональный характер революции 1815 г. И именно поэтому предпринимаемые некоторыми авторами попытки назвать март 1815 г. своего рода военным путчем, pronunciamient o, следует категорически отвергнуть. Это не был верхушечный переворот, совершенный узкой группой военных заговорщиков, а широкое национальное движение, охватившее все классы общества. На первый взгляд фантасмагорический успех Наполеона в его отчаянно дерзком походе объясняется в конечном итоге тем, что он в нужное время возглавил созревавшую революцию против реставрированной монархии Бурбонов, стремившихся повернуть историю вспять».

Вот классический пример полного подчинения фактов идеологии. Наполеон выехал из Парижа 25 июня. Францию он окончательно покинет на борту «Нортумберленда» 7 августа. А 8 июля в столицу прибыл «приветствуемый с достаточным энтузиазмом» Людовик XVIII. «Ваше Величество, – обратился к нему префект де Шаброль, – минуло сто дней с того несчастного момента, когда Вы были отторгнуты от сердец своих подданных, оставив их в слезах и отчаянии». Король не принял такого патетического тона. «С болью покидал я мой милый город и чувствую неподдельное волнение при встрече…» (Evelyne Lever, «Louis XVIII», Paris, 1988). Во всей Франции ни на одной дороге, по которым катил проигравший император, не нашлось сабли в его защиту. Вторая Реставрация проходила абсолютно спокойно, в том числе без прусских и английских штыков. Впрочем, вопреки Манфреду, во время неполного года первой Реставрации Людовик XVIII вовсе не пытался «повернуть историю вспять». Трудно найти более убедительный аргумент, что поддержка Наполеона народом оказалась если и не поверхностной, то уж точно недостаточной, чтобы считаться общенациональной.

А если бы Наполеон победил при Ватерлоо? Ведь Европа была уже не та, что до 1812 г. К французским границам подтянулись бы мощные армии Австрии и России, к интервенции готовились шведы и испанцы… Союзники располагали неограниченными человеческими ресурсами, а у Франции их не было – на поля сражений бросили даже родившихся в 1799 г. Потенциалы вооружения союзных держав и Франции соотносились как 8:1. О континентальной блокаде Англии и мечтать не приходилось. Зато британский флот весьма эффективно отрезал французскую метрополию от ее заморских территорий. Следовательно, даже победи Наполеон при Ватерлоо, это уже ничего не могло изменить.

Тогда почему именно Ватерлоо приобрело символическое значение и превратилось в миф? Первый ответ прост: потому что поставило заключительную точку в легенде, в героическом противостоянии, смертоносных атаках кавалерии и пехоты, стало своего рода контрапунктом Аустерлица и прочих патетических побед Бонапарта. Однако есть и второй ответ. Поражение Наполеона в России в 1812 г. еще ничего не предопределяло. Напомним Манфреду, что уже тогда заговор генерала Клода-Франсуа де Мале показал, как непрочны были тылы императора. Бонапарт смог снова собрать армию и 3 мая 1813 г. одержать блестящую победу при Лютцене над русскими войсками Виттгенштейна и прусскими Блюхера. Окончательный и бесповоротный конец империи – Сто дней в этом стали лишь безнадежным эпилогом – наступил пятью месяцами позже, 16–19 октября 1813 г. под Лейпцигом. От жесточайшего разгрома, которому наполеоновская армия там подверглась, она не оправилась уже никогда. Определенная эпоха завершилась, ее не воскресило, поскольку просто не могло, последовавшее возвращение Наполеона с Эльбы.