Иосиф Флавий - Иудейские древности. Иудейская война (сборник)

Так они, упрекая друг друга в трусости, все рассеялись, не достигнув никакого результата. Это нападение произошло первого панема. После отступления иудеев, римляне установили стенобитные машины. Тогда защитники Антонии начали метать в них обломки скал, горящие головни, куски железа и всевозможного рода другие стрелы, какие только подвертывались им под руки; ибо при своей уверенности в несокрушимости стен и при всем пренебрежении к римским машинам, они все-таки хотели воспрепятствовать установке последних. Но римляне, напротив, приписывали рьяное усердие иудеев в защите Антонии от машин слабости стен и в свою очередь удвоили рвение, в надежде, что фундаменты поддадутся разрушению. Однако стена в местах нападения не поддавалась. Некоторое время римляне выдерживали беспрерывную стрельбу и, не обращая внимания на все грозившие им сверху опасности, не переставали действовать таранами. Но стоя внизу и подвергаясь ударам камней, беспрерывно бросаемых сверху, часть солдат, образовав из своих щитов кровлю над собою, начала подкапывать руками и рычагами фундамент, и так, работая настойчиво, выломали, наконец, четыре камня. Наступившая ночь положила конец борьбе с обеих сторон. В ту же ночь потрясенная тараном стена внезапно обрушилась на том месте, где Иоанн прокопал мину под прежние валы. Произошло это вследствие обвала самой мины.

4. Это неожиданное происшествие произвело на воюющие стороны действие, обратное тому, какого можно было ожидать. Иудеи, которых непредвиденный и непредупрежденный ими обвал должен был привести в уныние, не потеряли все-таки бодрости ввиду того, что сам замок Антония остался на месте. Радость же римлян, при внезапном разрушении стены, была отравлена появлением другой стены, сооруженной людьми Иоанна позади первой. Хотя приступ против этой новой стены был, по-видимому, легче осуществим, чем против первой, так как развалины первой стены облегчали доступ ко второй; хотя и было очевидно, что она гораздо слабее Антонии и, как вспомогательная стена, может быть легко разрушима; несмотря на все это, никто не осмеливался взойти на эту стену, ибо первые, которые попытались бы это сделать, шли бы на верную смерть.

5. Тит, убежденный в том, что боевое мужество в солдатах можно возбудить преимущественно воззванием и внушением надежды, что бодрящее слово в связи с обещаниями учат солдат забыть опасность и даже презирать смерть, собрал вокруг себя храбрейших и для их испытания произнес: «Товарищи! Речь, имеющая целью воодушевить людей на безопасное дело, равносильна оскорблению тех, к которым она обращена. Такая речь изобличает также отсутствие достоинства в том лице, которое ее произносит. Слово поощрения необходимо, по-моему, только в опасных случаях, там, где требуется указание, как следует всякому в отдельности действовать. А потому я сам говорю откровенно: тяжело вам взобраться на стену; но к этому хочу еще прибавить, что бороться с трудностями как раз и подобает тому, который желает прославить себя, что геройская смерть заключает в себе что-то величественное и что тот, кто первый совершит храбрый подвиг, не останется не награжденным. Прежде всего вас должно воспламенить то именно, что иных, пожалуй, может охладить: я имею в виду терпение иудеев и их упорную выносливость в тяжелых обстоятельствах. Ведь было бы стыдно, если бы вы, римляне и мои воины, которые и в мирное время обучаетесь военному делу, а на войне привыкли побеждать, если б вы давали иудеям превзойти себя в силе и мужестве – и это когда – накануне победы, когда сам Бог являет вам свою помощь. Наши поражения только следствия отчаянного мужества иудеев; они же, напротив, обязаны своими все возрастающими несчастиями вашей храбрости, поддерживаемой Богом. В самом деле – междоусобная война, голод, осадное положение, разрушение стен без участия машин – разве это не гнев Божий на них, а нам Божья помощь? Пусть же не попрекают вас в том, что вы были побеждены слабейшими себя и к тому еще оттолкнули божественную помощь. Если иудеи, для которых поражения не могут считаться особенным позором хотя бы по тому одному, что они уже изведали иго рабства, однако, чтобы опять не впасть в прежнее свое состояние, пренебрегают смертью и то и дело врываются прямо в наши ряды, даже без всяких видов на победу, а только лишь для того, чтобы показать себя храбрыми воинами, – то не стыдно ли нам, властелинам почти всех земель и морей, для которых не побеждать уже составляет позор, сидеть сложа руки, не предпринимая ничего энергичного, и ждать, пока голод и неблагоприятная им судьба не совершат начатого ими дела без того, чтоб мы хоть раз рискнули своей жизнью, в то время, как одной маленькой ставкой мы можем выиграть все. Раз только мы взберемся на Антонию – весь город будет наш. Ибо если внутри еще и предстоит маленькая стычка, чего я, впрочем, не допускаю, то высокая и господствующая над городом позиция, которой мы овладеем, обеспечит за нами быструю и полную победу. Не стану я теперь прославлять смерть в бою и бессмертие тех, которые падают во вдохновенной борьбе. Я, напротив, желаю малодушным умереть в мирное время от болезни, чтобы души их с телами вместе сгнили в гробах. Ибо кто из храбрых не знает, что души, разлученные от тел мечом в строю, внедряются в чистейшем эфирном элементе, между звезд, откуда они светятся потомкам, как добрые духи и покровительствующие герои; а те, которые чахнут в болезненных телах, хотя бы и чистые от грехов и пятен, погружаются в мрачное подземное царство, где их окружает глубокое забвение и где они сразу теряют и тело, и жизнь, и память. Раз судьба установила вообще для человека неминуемую смерть, и раз меч более благосклонный слуга ее воли, чем всякая болезнь, то хорошо ли будет с нашей стороны, если мы откажемся жертвовать с благородной целью тем, что мы неизбежно как долг обязаны отдать судьбе. Однако все это я говорил в том предположении, что те, которые отважатся на приступ, не возвратятся оттуда живыми, но ведь бывает наоборот, что храбрые спасают себя от величайшей опасности. Взобраться на развалины ведь совсем легко, а тогда уже не трудно разрушить новое строение. Если только вы смело и бодро и в большом числе пойдете в дело, тогда вы взаимно будете воодушевлять и поддерживать друг друга, а ваша твердая решимость быстро сломит спесь врага. Возможно, что успех не будет стоить вам ни одной капли крови; все лишь сводится к тому, чтобы только взяться за дело. Когда вы станете подыматься на стену, неприятель без сомнения будет стараться отражать вас; но если вы будете действовать незаметно для них и в то же время силой пробьете себе дорогу туда, они не в состоянии будут сопротивляться, хотя бы даже вас было немного. Да будет мне стыдно, если я того, который первый взберется на стену, не сделаю предметом зависти для всех. Останется он жив, он будет начальствовать над ныне равными ему; но если даже падет, ему будут оказаны завидные почести».