Франсуа Керсоди - Герман Геринг - Второй человек Третьего рейха

Но когда в начале операции «Барбаросса» фюрер потребовал увеличить в четыре раза выпуск самолетов, Герингу пришлось принимать энергичные меры. И, как всегда происходило в подобных случаях, он положился на Эрхарда Мильха, в конце июня 1941 года обязав его «замещать» во всем генерала Удета. Мильх как друг Удета старался прежде всего направить того на правильный путь, однако, как серьезный технарь, умелый и требовательный администратор, он ужасно удивился, когда понял, какая неразбериха царит в авиационной промышленности: явно не хватало производственных мощностей, рабочих рук и специальных инструментов. В отрасли доминировали разработчики, которые яростно соперничали между собой, с легкостью расходовали дорогостоящее сырье [411]и производили недостаточное количество самолетов разных типов. Наконец, в авиационной промышленности полностью игнорировались работы по повышению надежности моторов, выпуск запасных частей, создание резервов и ремонт поврежденных самолетов. Начиная с июля 1941 года Мильх постепенно прибрал к рукам техническое управление люфтваффе и принялся наводить в отрасли порядок. Начальник боевого снабжения постепенно лишился почти всех полномочий и, глубоко уязвленный этим, обратился за содействием к Герингу. Но тот слишком хорошо знал способности Мильха и неспособность Удета [412]. Будучи обязан регулярно отчитываться перед фюрером о результатах производства самолетов, рейхсмаршал с сожалением поддержал статс-секретаря Министерства авиации: в конце концов, война – это не торжественный прием. Именно так упрекнул Удета сибарит Герман Геринг…

Но фюрер сибаритом не был. Укрывшись в бетонных бункерах посреди Гёрлицкого леса, презиравший комфорт, Гитлер предвкушал свой триумф. Цифры действительно впечатляли: в конце июня под Минском были взяты в плен 324 000 советских солдат и офицеров, уничтожены или захвачены 3300 танков и 1800 орудий. В середине июля под Смоленском были пленены 654 000 человек, уничтожены 1800 танков, захвачены 1300 орудий. Севернее Пскова, южнее Житомира, западнее Киева вермахт вел бои почти так же успешно, а разведслужба немцев подсчитала, что к середине июля 89 советских дивизий из 164 были полностью или частично уничтожены и лишь 9 из 29 танковых дивизий Красной армии еще могли вести боевые действия. Для Гитлера исход операции «Барбаросса» больше не вызывал сомнений. Полковнику Адольфу Галланду он сказал: «Красная армия будет уничтожена еще до наступления зимы». А секретарь фюрера Криста Шрёдер услышала, как он однажды заметил: «Через четыре недели мы будем в Москве».

Но на самом деле Гитлера интересовала вовсе не Москва. Мы помним, что при разработке плана «Барбаросса» он обозначил главными целями операции Ленинград и Кронштадт на севере и Киев и Ростов на юге. Тем не менее главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич и его начальник штаба Гальдер, а также командующий группой армий «Центр» фон Бок были убеждены в том, что решение исхода кампании необходимо искать на московском направлении. Поскольку Москва была местом нахождения верховной власти большевиков и главным железнодорожным узлом СССР, ее непременно стали бы защищать основные силы Красной армии – или те силы, что еще оставались боеспособными. И их разгром позволил бы одержать решающую победу. Но Гитлер мыслил иначе: он полагал, что с захватом Ленинграда и Кронштадта вермахт закрыл бы Балтийское море для советского флота и смог бы взаимодействовать с финскими войсками, действующими в Карелии. Захватив же Киев, немецкая армия открыла бы себе дорогу на Харьков и к Донецкому угольному бассейну. А главное, смогла бы продолжить движение на Ростов и дальше – к нефтяным месторождениям Кавказа…

Больше месяца Браухич, Гальдер и фон Бок, опасаясь чрезмерного рассредоточения сил, пытались убедить Гитлера пересмотреть его решение. Тот действительно заколебался, о чем и обмолвился 28 июля в разговоре с майором Герхардом Энгелем, который записал в дневнике: «Фюрер ночами не спит, потому что со многим еще не определился. Он разрывается между политикой и экономикой. Политика требовала вскрыть оба главных нарыва – Ленинград и Москву. Это стало бы самым тяжелым ударом для русского народа и коммунистической партии. Геринг конечно же уверил его в том, что мог бы заняться этим сам с помощью люфтваффе, но со времен Дюнкерка фюрер относится к нему несколько скептично. Но экономика диктовала совершенно иные цели. […] Хотя Москва является важным промышленным центром, юг все же более важен: там нефть, зерно и все необходимое для сохранения жизненного пространства. […] Во всяком случае, ясно одно: использование танков на улицах городов противоречит здравому смыслу. Их следует использовать на просторах юга. Он уже слышит панические крики тех, у кого он танки заберет, но ему нет до них дела».