Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений

Путин изначально сделал для себя вывод, что с Клинтоном нет смысла иметь дело, и дал понять, что не имеет интереса к оживлению американо-российских отношений. Проблемы, по которым на протяжении предыдущего десятилетия две страны никак не могли прийти к согласию, – Чечня, Балканы, НАТО, Иран – по-прежнему тлели, а к ним прибавилась еще и проблема противоракетной обороны, которой руководство США вплотную занималось весь последний год президентского срока Клинтона (главным образом под давлением Конгресса) и по которой у России имелись крупные возражения. На встрече с Клинтоном в Москве в июне 2000 года Путин спросил, сможет ли Россия вступить в НАТО. И Клинтон ответил, что поддержит Россию в этом {119}.

И все же была одна проблема, по которой Соединенные Штаты и Россия, как нам ясно теперь, должны были бы сотрудничать намного теснее, – это проблема международного терроризма и исламского фундаментализма. Когда Клинтон затронул вопрос Чечни, Путин ответил, что и над США, и над Россией нависла угроза международного терроризма. Но тут был один щекотливый момент. США было бы весьма затруднительно вместе с Россией разрабатывать действенные меры по борьбе с терроризмом и в то же самое время критиковать войну в Чечне. Более того, в конце президентского срока Клинтона то и дело отвлекали все новые и новые заботы – кульминацией которых стала попытка его импичмента, – и в итоге его администрация так и не сумела в полной мере оценить серьезность угрозы, исходящей от «Аль-Каиды», и уделить ей должное внимание.

Судьба одного из лидеров «Аль-Каиды» наглядно демонстрирует, насколько слабо США понимали значение этой организации. В 1996 году египтянин Айман аз-Завахири, известный как второе лицо в «Аль-Каиде» и возглавивший ее после того, как в 2011 году спецназ США уничтожил Усаму бен Ладена, направился с группой своих подручных на Северный Кавказ, намереваясь переправиться в Чечню и поддержать воюющих с федеральными войсками боевиков. Однако еще до того, как Завахири со товарищи смог попасть в Чечню, их арестовали российские власти и препроводили в тюрьму в Махачкале. Через несколько месяцев их отпустили, поскольку у российской стороны не было достаточно доказательств, чтобы продлить им срок задержания, а американские власти, как выяснилось, ничего против этих людей не имели. Завахири беспрепятственно прибыл в Афганистан, где и помогал Усаме бен Ладену готовить террористические атаки 11 сентября.

К тому моменту, как Клинтон покинул Белый дом, американо-российские отношения сильно ухудшились по сравнению с тем, как радужно все начиналось. Впрочем, радужно все было главным образом в восприятии американцами. Белый дом, да и другие американские политики рассматривали первые постсоветские годы как время, когда энергичный, здоровый Ельцин и группа его сподвижников, твердо нацеленных на реформы, с энтузиазмом возьмутся за дело, в котором США желали поддержать их, – строительство рыночной экономики и демократии плюс внешняя политика, нацеленная на интеграцию России в Запад. А вот большинству россиян начало 1990-х годов, с которыми американские политики связывали столько надежд, запомнилось как время бедствий и хаоса, когда кучка олигархов обогащалась бешеными темпами, а россияне в массе своей страдали от безработицы и задержек в выплате пенсий, прозябали в нищете и наблюдали с горечью, как рушится привычный и предсказуемый социальный порядок. Они также были убеждены, что Москва идет на поводу у Вашингтона, что американцы диктуют ей, как действовать, ни во что не ставят Россию и лишь стараются еще больше обессилить бывшую великую державу. То, что виделось из Вашингтона как плюрализм мнений, свобода слова и конкурентные выборы, для многих россиян было беспорядком, непредсказуемостью и унижением со стороны Запада.

В течение двух президентских сроков Клинтона у США были куда более ограниченные возможности влиять на трансформацию российской политической системы, чем казалось его команде в начале пути. Российско-американские отношения во многом строились на личных контактах между Клинтоном и Ельциным, и именно их контакты двигали вперед двусторонние связи. С другой стороны, благодаря этому и становится ясно, что институциональных связей между двумя странами практически не было. Несмотря на помощь американского правительства и неправительственных организаций, а также череду конкурентных выборов, основы для прозрачных демократических институтов, по сути, так и не были заложены. И могущественный аппарат советского КГБ Ельцин тоже не демонтировал – и даже едва ли реструктурировал. Да и метод выбора преемника также демонстрировал, что в лучшем случае Россия выстроила у себя «управляемую демократию» – ведь Путина выбрала и вывела на политическую арену узкая группа приближенных к Ельцину лиц, причем сделала это кулуарно, в соответствии с российскими и советскими традициями. Россиянам больше всего было важно, чтобы США относились к их стране как к равной им державе. Потому-то образование «Большой восьмерки», Контактная группа и (с большим скрипом) СПС воспринимались как достижения российской дипломатии. А попытки американцев просунуть ногу в двери постсоветского пространства – будь то помощь в построении демократии или в развитии энергетики – неизменно воспринимались с большим подозрением. В период президентства Ельцина Россия нередко игнорировала своих ближайших соседей – то самое «ближнее зарубежье», – что не мешало ей возмущаться попытками Америки проникнуть на ее задний двор. А то, что США критиковали Россию за две чеченские войны и длинный перечень нарушений прав человека, воспринималось как покушение на суверенитет России и неприемлемое вмешательство в ее внутренние дела. К тому времени, как на политическом горизонте появился Путин, стало ясно, что грядут перемены.