Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений

По мере того как девяностые клонились к закату, все больше россиян начали обвинять Ельцина и его команду в том, что их не назовешь «сукиными сынами», что они безропотно принимают повестку, навязываемую Западом, а она не отражает национальных интересов России. Россияне в своем ослабленном, униженном положении прежде всего добивались уважения со стороны Соединенных Штатов. Многие из них формулировали национальные интересы по принципу «от противного». Они могли и не знать точно, чего хотят, зато четко знали, чего не хотят, и в частности, того, чтобы с ними обращались как с младшим партнером США. «Соединенные Штаты Америки относятся к России как к колонии, а не как к равной им державе» – такой горький вывод сделал советник Министерства иностранных дел {72}. Перечень жалоб на политику, проводимую американцами в 1990-х годах, включает расширение НАТО, необходимость сотрудничать с НАТО в Балканских войнах, а также критику Западом войны в Чечне. После краха СССР российские чиновники болезненно воспринимали необходимость играть роль просителей и чувствовали себя поэтому униженными. В администрации Клинтона утверждали, что стараются вести политику в отношении России достаточно тактично, учитывая, что России непросто приспособиться к снижению своего международного статуса. Но не все с этим согласны. Бывший посол Джек Мэтлок говорит, что Вашингтон не желает поставить себя на место Москвы и выработать политику, которая позволяла бы проявить к России больше сочувствия {73}. Бывший глава президентской администрации при Ельцине Александр Волошин согласен: «Соединенные Штаты ведут себя чрезвычайно эгоистично и не готовы относиться с пониманием к интересам других стран» {74}.

Нарастающая внутри страны критика характера двусторонних отношений России с США вынудила Ельцина в конце 1995 года снять прозападно настроенного Козырева с должности министра иностранных дел. Потакая более националистическим настроениям, Ельцин назначил на освободившийся пост Евгения Примакова. Примаков занимал в советском и российском внешнеполитическом истеблишменте более солидное положение, чем его предшественник. В свое время он был журналистом, возглавлял ведущий научно-исследовательский институт Академии наук по международным отношениям, ИМЭМО, а перед тем как стать министром иностранных дел, руководил Службой внешней разведки. Арабист по образованию, Примаков был специалистом по Ближнему Востоку, поддерживал личные отношения с Саддамом Хусейном и приложил много сил, чтобы предотвратить первую войну в Персидском заливе. Понятно, что симпатий к США в его случае ожидать не приходилось. Примаков олицетворял собой новый внешнеполитический консенсус внутри России. Новый министр, плотно вписанный в круги, близкие к разведке и спецслужбам, уделял гораздо меньше внимания интеграции с Западом и вместо этого озвучил новое, «евразийское» направление для своей страны. Согласно его видению, Россия одновременно есть и европейская, и азиатская страна и ее национальные интересы заключаются в том, чтобы прокладывать свой особенный курс между этими двумя мирами. Примаков выступал за многополярный мир, в котором Россия, Индия и Китай должны держаться вместе, чтобы служить противовесом американской гегемонии. «Россия должна строить свою внешнюю политику на том допущении, что нет постоянных противников, но существуют постоянные национальные интересы», – писал Примаков, подчеркивая, что Россию следует рассматривать как партнера, а не как клиента Запада {75}.

Позиция Примакова, выступавшего за выборочное, прагматическое и «равное» партнерство с Западом и за необходимость уделять больше внимания ближайшим соседям России, отражала нарастающее раздражение внешнеполитическими подходами Запада. «Хорошо разыгрывать слабую карту» – так Строуб Тэлботт описывает стратегию Примакова, который, по его мнению, имея репутацию человека более жесткого, чем его предшественник, должен был быть искуснее в заключении соглашений с США {76}. Но в 1998 году после стремительного взлета Примакова до ранга премьер-министра пост министра иностранных дел занял кадровый дипломат Игорь Иванов.

Ельцин – не единственный глава государства, которому приходилось вступать в единоборство с внутренней оппозицией. Как только республиканцы в 1994 году получили большинство в Конгрессе, политика Клинтона в отношении России стала объектом пристального внимания, и особенно здесь усердствовали те члены Конгресса, кто еще со времен холодной войны питал упорное недоверие к Москве. С их точки зрения, действия России в Боснии, Иране, Чечне и Косове ставили под серьезное сомнение уместность восстановления дружеских отношений между Москвой и Вашингтоном. Самым, пожалуй, наглядным доказательством сдержанного отношения конгрессменов к нормализации отношений с Россией было их нежелание отменять поправку Джексона – Вэника.