Роберт Масси - Николай и Александра

Смерть королевы Виктории означала для государыни больше чем утрату любимой бабушки. То была потеря опоры, источника уверенности. После бракосочетания Александры Федоровны императрица и английская королева постоянно переписывались, правда, в марте 1917 года царица уничтожила эти письма. Королеву Викторию всегда тревожила крайняя застенчивость Александры. Она опасалась, что серьезная перемена в положении немецкой принцессы, внезапно ставшей русской императрицей, не позволит ее внучке с легкостью вписаться в местное общество.

По существу, проблема эта возникла сразу после появления Александры Федоровны в светском обществе зимой 1896 года. Стоя на балу рядом с супругом, молодая императрица чувствовала, что в глазах ее застыл страх, а язык словно прилип к гортани. В тот вечер, призналась позднее государыня, от смущения она готова была провалиться сквозь пол. И все-таки осталась во дворце до полуночи, после чего с радостью удалилась.

Первые приемы императрицей петербургских дам омрачались все той же застенчивостью. Ожидавшие представления дамы оказывались лицом к лицу с высокого роста особой, молча и безучастно смотревшей перед собой. Александра Федоровна редко улыбалась и приветствовала приглашенных словно автомат, неловким жестом протягивая для поцелуя руку. Сжатые губы, взгляд, изредка бросаемый на дам с целью выяснить, сколько их еще ждет своей очереди быть представленными, – все это свидетельствовало о том, что единственное желание молодой императрицы – как можно скорее освободиться.

Очень скоро нервозность и неуверенность как светских дам, так и царицы привели к весьма натянутым между ними отношениям. Ни детство, проведенное Александрой Федоровной в Дармштадте, ни строгое викторианское воспитание в Виндзорском замке не подготовили ее к жизни веселого и легкомысленного петербургского света. Ее шокировали продолжавшиеся до утра балы, любовные интрижки, злые сплетни. «Русские барышни не знают ни хозяйства, ни рукоделия, – сетовала, по словам А. Вырубовой, императрица, – и ничем, кроме офицеров, не интересуются». Возмущенная легкомысленностью аристократии, она принялась вычеркивать из списка приглашенных во дворец одно имя за другим, заметно сократив количество именитых гостей.

Многие представители светского общества Петербурга решили, что молодая царица ханжа и скучная особа. Рассказывают, что, заметив однажды среди танцующих на балу во дворце даму с чересчур откровенным декольте, императрица направила к ней одну из своих фрейлин. В ответ на слова последней: «Мадам, Ее Императорское Величество поручила мне сообщить вам, что в Гессен-Дармштадте такие платья не носят» – дама заявила: «Неужели? – И, опустив платье на груди еще ниже, добавила: – Прошу уведомить Ее Императорское Величество, что в России носят именно такие платья».

Набожность недавно обращенной в православие царицы смущала представителей светского общества. Родившись в православии, они находили странной страсть государыни к собиранию редких икон, изучению истории церкви, поездкам по святым местам, беседам о настоятелях монастырей и святых отшельниках. А. А. Вырубова вспоминала: «Императрице не нравилась пустая атмосфера петербургского света, и она все надеялась привить вкус к труду… Она основала „Общество рукоделия“, члены которого, дамы и барышни, обязаны были сработать не менее трех вещей в год для бедных». Но большинство петербургских дам заявляли, что у них нет времени на такие пустяки.

Члены императорской фамилии были недовольны тем, что, по их мнению, молодая царица пытается отдалить их от дворца и государя. Хотя императорская фамилия была многочисленна и, подобно большинству русских семей, разбросана повсюду, члены ее были тесно сплочены. Дяди, тети и двоюродные братья царя привыкли к частым визитам и приглашениям к обеду. Стремясь как можно чаще остаться наедине с молодым супругом, императрица не слишком охотно рассылала такие приглашения. Родственники государя вознегодовали. Великие княгини и княжны, которые сами были царскими сестрами или дочерьми, возмутились тем, что какая-то немецкая принцесса пытается лишить их привилегий.

Светская чернь радовалась, видя трения между вдовствующей императрицей и молодой государыней, не скрывала симпатий к Марии Федоровне и вспоминала веселые времена. Однако императрица-мать обычно жила за границей – в Копенгагене, у сестры Александры, ставшей королевой Англии, или же во Франции, на Ривьере, в собственной вилле.