Гровер Ферр - Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда

Десятилетиями считалось: Хрущёв отважился на резко критическое выступление против Сталина, руководствуясь мотивами, изложенными в само́м «закрытом докладе». Но теперь удалось установить иное: все хрущёвские обвинения или «разоблачения» Сталина оказались неправдой. Поэтому вопрос встаёт с ещё бо́льшей остротой: что послужило причиной для столь вопиющей лжи?

Почему Хрущёв выступил с погромной речью против Сталина? Каковы были его истинные мотивы? Доводы, прозвучавшие из уст Хрущёва, уже нельзя принимать всерьёз. Они столь же фальшивы, как и хрущёвские «разоблачения», о чём знал, как правило, сам докладчик или не придавал тому никакого значения.

Какие-то обстоятельства подстёгивали Хрущёва, но именно их он обошёл глухим молчанием в своём выступлении на закрытом заседании XX съезда КПСС. Образно говоря, помимо хорошо известного «закрытого» выступления существовал второй, и по-настоящему секретный доклад, который так и остался непроизнесённым и неизвестным. Вниманию читателей предлагается очерк, цель которого состоит не в поисках ответа, а, скорее, в постановке самого вопроса в таком ракурсе. Вот почему ниже будут обсуждаться очевидные (и не очень) предположения, а также темы для будущих исторических изысканий.

Ясно: затевая кампанию «реабилитаций» и перекладывая вину на Сталина, Хрущёв стремился упредить разоблачение собственной роли в массовых репрессиях 1930‑х годов. Затевая «реабилитации», он, наверное, полагал, что те сделают его популярным в среде партийной элиты независимо от того, виновны или нет были сами «реабилитированные». Даже в Москве и на Украине – там, где Хрущёв стяжал заслуженную и общепризнанную репутацию «архитектора террора», – обвинения, выдвинутые против Сталина, вкупе с реабилитацией жертв необоснованных казней, и, что ещё важнее, множества уцелевших членов их семей, несомненно, могли смягчить озлобленность населения.

До недавнего времени доклад Хрущёва всеми принимался за чистую правду. Но исследование, проделанное автором, показывает, что такой подход неуместен. Этот вывод непроизвольно влечёт за собой множество вопросов. Например: почему Хрущёв выступил с «закрытым докладом»? Зачем ему понадобилось так много усилий (фабрикация псевдоисследований, уничтожение и сокрытие документов) и столько политических жертв – неужели всё ради какой-то речи, которая с утилитарной точки зрения соткана сплошь из лжи?

Один из ответов был дан Коммунистической партией Китая. Китайские коммунисты считали, что Хрущёв и его сторонники добивались радикальных изменений политического курса, каким СССР, по мнению КПК, следовал при Сталине. Здесь следует вспомнить, что ряд экономических и политических реформ хрущёвского времени воспринимался в КНР как отказ от основ марксизма-ленинизма.

В такой интерпретации есть доля истины. Причины появления подобных взглядов имели корни в самой советской действительности. Выработка политики, ныне ассоциируемой с именами Хрущёва и таких его эпигонов, как Брежнев и другие, началась сразу после смерти Сталина, но ещё задолго до захвата Хрущёвым господствующего положения в руководстве страны. Фактически же многие из указанных тенденций прослеживаются ещё с конца 1940‑х – начала 1950‑х годов в т. н. «позднесталинский» период.

Трудно сказать, в какой степени сам Сталин придерживался или противился такой политике. В последние годы он был всё меньше и меньше активен политически. Если взять, к примеру, его книгу «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952) и постановления XIX съезда КПСC. 1952), то иногда кажется, что ему хотелось указать на другой путь строительства коммунизма. Годы спустя Микоян расценил последние сталинские взгляды как «невероятно левацкий загиб» [637]. Тотчас после смерти Сталина «коллективное руководство» пришло к общему мнению: отказаться от упоминания как самой книги, так и сталинских планов, постепенно освободить партию от функций государственного управления.

Вторая гипотеза состоит в том, что Хрущёв воспользовался критикой Сталина как оружием в борьбе с другими членами Президиума ЦК КПСС, особенно – с Маленковым, Молотовым и Кагановичем. Такая политическая линия связана была с известным риском: не мог же Хрущёв заранее знать, что его оппоненты не выступят с контробвинениями и не применят к нему более жёстких мер? Возможно, здесь кроется ответ на вопрос, почему ему удалось найти опору среди таких беспринципных людей, как Поспелов, сыгравших значительную роль в «расчистке» архивов от документов, раскрывающих роль Хрущёва в организации массовых репрессий.