Но в начале 1930-х гг. Черчилль оставался в политической изоляции, и эффект его речей в парламенте был невелик. Если пребывание в Министерстве финансов заставило его несколько пересмотреть взгляды на свободу торговли, то категоричное неприятие проектов индийской автономии отрезало его от Консервативной партии. Покинув «теневой кабинет» в январе 1931 г., он оказался исключен из правительства национального единства, образованного после падения лейбористов, которое произошло всего через восемь месяцев. С того момента он оказался в неприятном одиночестве – противник коалиционного правительства и враг лейбористской оппозиции; тех, кто его неофициально поддерживал в роли всеобщего недруга, можно было пересчитать по пальцам одной руки; все прочие шарахались от него, как от зачумленного. Mutatis mutandis , и вот он снова в ситуации 1904 и 1916 г. Решительно, жизнь была бесконечным повторением падений и взлетов для этого вольного стрелка, занимавшего в парламенте место в первом ряду сразу за правительством – там, где сидел его отец, когда сам был отверженным бунтарем. «Уинстону хорошо удавалось стрелять в обе стороны, – заметит лидер лейбористов Клемент Аттли, – вспоминаю, что как-то сравнил его с мощно вооруженным танком, утюжившим ничейную полосу перед окопами».
Так этот странный депутат (консерватор, перешедший в Либеральную партию и порвавший с либералами, чтобы вернуться к консерваторам и потом испортить отношения почти со всем аппаратом своей партии) хотя бы пользовался народной любовью? Увы, менее чем когда-либо прежде, поскольку он шел против общественного мнения! За исключением аристократии и нескольких полковников в отставке, никому в Великобритании решительно не было дела до будущего Индии; подавляющее большинство англичан не видели большой беды, если этот брильянт короны Британской империи выскользнет из оправы, получив автономию или даже полную независимость. Черчилль интересовался чужим мнением только в том случае, если оно совпадало с его собственным, поэтому понятия не имел, чем живет его народ. А соотечественников в то время волновали последствия экономического кризиса с обвальным падением экспорта, чередой банкротств и катастрофическим ростом безработицы (к концу 1931 г. безработных было уже три миллиона). Народ требовал значительного увеличения пособий по безработице, но Черчилль, зная об отсутствии у правительства средств на это, публично выступил против, что было мужественным поступком, но не улучшило его имиджа в рабочей среде…
В части внешней политики в общественном мнении преобладали несколько противоречивые желание мира и нерушимая вера в добродетели и эффективность Лиги Наций при полном отказе от участия в ее акциях за рубежом. К этому добавилось убеждение (особенно после выхода книги Кейнса об экономических последствиях мира) в несправедливости Версальского договора, из которого возникли и распространились два чувства – симпатия к Германии и враждебность по отношению к Франции (со времени оккупации Рура в 1923 г.). Как же общество с такими настроениями могло принять Черчилля, который защищал кабальный мирный договор, требовал от Германии выполнения обязательств по разоружению и считал французскую армию единственной гарантией сохранения мира в Европе? Как в стране, где коммунистические идеи становились все более популярны в рабочих кварталах и университетских городках, могли понять консерватора – осколка прошедшей эпохи, кто в своем антикоммунизме дошел до того, что пытался заигрывать с Б. Муссолини во время своего визита в Рим в 1927 г. [130]? И на что мог рассчитывать старый милитарист в стране, где все поголовно превратились в убежденных пацифистов?
Мясорубки Первой мировой глубоко потрясли и англичан, и французов, вызвав волну антимилитаризма. С середины 1920-х гг. получает широкое распространение постулат о возникновении войны из-за чрезмерного накопления вооружений в Европе. Социальные и экономические императивы, миротворческая роль Лиги Наций и вступление в нее Германии, перманентный консенсус Аристида Бриана, К. Стресманна и Остена Чемберлена после Локарно, официальный оптимизм и идеализм, кульминацией которых стал в 1928 г. пакт Бриана – Келлога, шумиха вокруг бесконечной Женевской конференции по разоружению и, главное, отсутствие угрозы миру в 1920-е гг. – все убеждало британских граждан не только в возможности, но и в необходимости отказа от вооружений…
Черчилль был одним из очень немногих, кто придерживался противоположного мнения. Начиная с 1929 г. он постоянно предупреждал об опасности, подчеркивая, что невозможно обеспечить эффективность Лиги Наций при одновременном разоружении двух столпов ее могущества – Великобритании и Франции. Это противоречие не укрылось от других политиков, но руководители Лейбористской партии ни за что на свете не смогли бы отказаться от разоружения – гвоздя их политической программы, а либералы и консерваторы предпочитали плыть по течению общественного мнения вместо того, чтобы его направлять, и, кося одним глазом на результаты выборов, выдавали одни высокопарные банальности о достоинствах Лиги Наций и всеобщего разоружения… И когда в начале 1932 г. возобновила работу Женевская конференция, именно британцы с Макдоналдом, Болдуином и Саймоном во главе первыми согласятся на вооружение Германии и… потребуют разоружения Франции! Что же касается разоружения Великобритании, то оно уже фактически произошло…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу