Эндрю Робертс - Черчилль и Гитлер

Она должна защищать свои имперские интересы в рамках континентальной структуры». Идеальным временем для этого должно было стать возвращение силами восьмой армии Бенгази, которое должно было произойти в канун Рождества и, по мнению Гитлера, восстановить военный престиж Британии, а потому стать очевидным «психологическим моментом, чтобы закончить войну». Главной проблемой по-прежнему оставался Черчилль, который «подсознательно надеялся на Россию». Гитлер не понимал, что в случае, если России удастся победить Германию, Европа сразу же окажется во власти одной из сверхдержав [91].

Такое повышенное внимание к противнику походило на одержимость, поскольку всего через два дня, в полдень 2 февраля, Гитлер вновь вернулся к этой теме, высказав мнение, что «Черчилль похож на загнанного зверя. Ему везде мерещатся ловушки. Даже если парламент даст ему еще больше полномочий, его подозрительность не исчезнет. Он находится в том же положении, в каком находился Робеспьер накануне своего падения. Этому достойному гражданину возносили хвалу, когда ситуация внезапно изменилась. У Черчилля не осталось сторонников». Через четыре дня фюрер предсказал, что: «Придет день, когда на секретном заседании [Палаты общин] Черчилля обвинят в предательстве интересов империи… некоторые из его противников уже позволяют себе делать нелестные замечания». Затем он пошел еще дальше: «Англичане ничего не получат от этой войны, кроме горького урока и испорченной репутации. Если в будущем они будут пить меньше виски, то никому не причинят вреда, и, прежде всего, самим себе. Не будем забывать, что всем, что с ними случилось, они обязаны одному человеку, Черчиллю».

Сингапур пал 15 февраля 1942 г., что дало Гитлеру еще один повод для ненависти, особенно когда стало ясно, что Черчилля не отправят в отставку. Ужиная с Роммелем, спустя три после происшедшего, Гитлер заявил, что: «Черчилль – типичный продажный журналист. Наихудшая разновидность беспринципного политика. Он совершенно аморальный, гнусный тип. Я убежден, что он уже подготовил себе убежище по ту сторону Атлантики. По очевидным причинам он не станет искать приюта в Канаде. В Канаде его побили. Он направится к своим друзьям янки». На следующий вечер Гитлер в присутствии находившихся у него в гостях Шпеера и фельдмаршала Эрхарда Мильха обсуждал ужасную русскую зиму, которая обрушилась на немецкую армию на Востоке: «Я всегда не любил снег; Борман, вы знаете, я всегда его ненавидел. Теперь я знаю почему. Это было предчувствие».

Черчилль полагал, что Гитлер и без всяких предчувствий должен был знать о снегопадах, которые бывают в России зимой. В радиовыступлении 10 мая 1942 г. он позволил себе следующее саркастическое замечание:

Тогда Гитлер совершил вторую грубейшую ошибку. Он забыл о зиме. В России, знаете ли, бывает зима, когда температура месяцами держится на очень низких отметках. Выпадает снег, свирепствуют морозы – в общем, приятного мало. Так вот, Гитлер почему-то совершенно забыл о русской зиме. В школе он, должно быть, не отличался особым прилежанием. На уроках нам всем рассказывали о русской зиме; но он забыл об этом. Я бы никогда не допустил такой ужасной ошибки.

Через четыре дня после нападения Гитлера на Россию Черчилль, выступая по радио, назвал его «злобным монстром, ненасытным в своей жажде крови и грабежа».

К концу марта 1942 г. Черчилль по-прежнему занимал свой пост, и Гитлер начал беспокоиться, что его может сменить Стаффорд Криппс. Это беспокойство привело к неожиданной яростной вспышке: «Я предпочитаю недисциплинированную свинью, которая пьет восемь часов в сутки, этому пуританину. Человек, который тратит без удержу, старик, который пьет и курит без всякой меры, очевидно, внушает меньше опасений, нежели салонный большевик, ведущий жизнь аскета. От Черчилля можно ожидать, что в момент просветления – вполне вероятно – он поймет, что, если война продлится еще два или три года, империю ждет неотвратимый конец».

Какая честь для Криппса, что Адольф Гитлер боялся его даже больше Уинстона Черчилля, и как наивно со стороны Гитлера верить, что Черчилль когда-нибудь пойдет на мир с Германией после всего, что произошло, даже ради спасения империи.

К 27 июня 1942 г. Гитлер разработал поистине выдающийся план по раскрытию намерений британцев. Во время тирады, в которой он рассуждал о чересчур длительном процессе переговоров между Черчиллем и Рузвельтом, что, по его разумению, свидетельствовало о невозможности договориться, фюрер заявил: «Самый главный вопрос на сегодня – это что собирается предпринять Англия?» Он полагал, что поиском ответа на этот вопрос должно заняться Министерство иностранных дел Германии, располагавшееся на Вильгельмштрассе, и пояснял: «Лучше всего это можно было бы сделать, немного пофлиртовав с дочерью Черчилля. Но наше министерство иностранных дел, и особенно наши благовоспитанные дипломаты, считают такой способ ниже своего достоинства, и они не готовы пойти на такую приятную жертву, даже если, в случае успеха, это поможет спасти жизни бесчисленного множества немецких офицеров и солдат!» [92]