Эмилио Сальгари: Сокровище Голубых гор

Передав предложение канака Бельграно, Ульоа взял у молодого человека талисман и, вручая его дикарю, спросил:

— А когда ты рассчитываешь вернуться назад?

— К восходу солнца.

— А если наш враг опередил нас и сумел уверить крагоа, что он и есть сын их умершего белого вождя, как же ты поступишь тогда?

— Тогда они узнают от меня, что он обманул их, и жестоко отомстят ему за этот обман! — уверенным тоном ответил канак.

— Хорошо, иди! Мы будем ожидать тебя к восходу солнца, — проговорил Ульоа.

Вскоре после ухода канака из лесу вдруг раздался протяжный свист. Ульоа, Бельграно и девушка схватились за оружие. Их примеру последовали и нуку.

— Это еще что такое? — воскликнул Ретон, бросаясь к своей пушке.

Пока все тревожно прислушивались, не раздастся ли нового звука, из лесного мрака вынырнула фигура быстро бегущего к месту стоянки одного из разведчиков.

— Что случилось? — поспешно спросил Ульоа у дикаря, когда тот подбежал к ним.

— Я чуть было не наткнулся на кети! — еле мог выговорить задыхавшийся от поспешного бега дикарь.

— Много их?

— Очень много… с ними женщины и дети… Все воины вооружены… Я послал своего товарища догнать канака и сказать ему, чтобы он скорее привел нам на помощь побольше крагоа.

— Это ты хорошо сделал, — похвалил дикаря Ульоа и обратился к боцману: — Слышишь, Ретон?

— Слышу, слышу, капитан! — отозвался старик. — Ну что ж, пусть пожалуют, милости просим. У нас есть чем угостить их, — прибавил он, поглаживая дуло пушки.

Раздался новый свист, еще протяжнее и резче первого.

— Это мой товарищ дает мне знать, что догнал канака, исполнил мое поручение и возвращается назад, — пояснил дикарь, видя тревогу на лицах белых. — А первым свистом он остановил канака… Так мы условились на случай надобности… Теперь, вождь, будь готов. Сейчас, должно быть, на нас нападут.

По знаку Ульоа все воины приготовились к битве, испуская оглушительные крики, чтобы показать наступавшим свое мужество.

Бельграно отвел сестру под ветвистое дерево с густой листвой, чтобы защитить ее от пуль матросов и стрел туземцев, а сам вместе с Ульоа и Ретоном укрылся за баррикадой, ограждавшей пушку.

Прошло несколько минут томительного и тревожного ожидания. Небо покрылось тучами, луна и звезды скрылись, и все вокруг погрузилось в полный мрак. Вдали сверкнула молния и пророкотал гром. Сделалось так душно, что почти нечем было дышать. Вслед за тем вблизи в лесу блеснул огонек и раздался звук карабинного выстрела.

— А! Вы уже начали, приятели! — вскричал Ретон. — Ну, начнем и мы! Жаль только, что стрелять приходится наудачу: ничего не видно.

Через мгновение вся окрестность содрогнулась от грохота пушечного выстрела, вслед за которым раздались крики испуга и болезненный вой. Когда эти крики и вой умолкли, на несколько минут воцарилась мертвая тишина. Затем на лагерь посыпался град стрел и над головами осажденных просвистело несколько пуль.

— А! Не угомонились еще! Мало им этого угощенья! Захотели нового! Ну что ж, можно и прибавить, — бормотал Ретон, вновь заряжая орудие.

В это время в непосредственной близости затрещали ветви деревьев, и на лагерь с ревом и воем готова была обрушиться целая лавина людей, казавшихся призрачными в темноте. Нуку хотели было отразить это нападение и бросились с поднятым оружием на врагов, но Ульоа приказал им лечь на землю, и Ретон по его команде дал новый выстрел. Сначала нападавшие с испуганными криками отступили назад, но потом, поощряемые своими белыми предводителями, снова полезли на осажденных. Завязалась ожесточенная рукопашная схватка. Стрелять из пушки и из ружей не было возможности.

Вероятно, осажденным пришлось бы плохо ввиду огромного перевеса сил осаждавших, если бы вдруг вблизи не раздался пронзительный свист и не послышались новые воинственные крики, заглушившие даже страшный шум битвы. Это подоспел Математе с целой армией крагоа, подобно снежной лавине обрушившейся на нападавших.

Произошло нечто неописуемое. Вой и рев дикарей, их предсмертные стоны и вопли, крики матросов, руководивших нападавшими, треск ломавшихся вокруг кустов и мелких деревьев, глухие удары каменными топорами и тяжелыми деревянными палицами — все это сливалось в один адский шум.

Ульоа и его белые друзья, не обладавшие таким острым зрением, какое было у дикарей, позволявшим последним хорошо видеть в темноте, к своей досаде, не могли принять активного участия в схватке и должны были, сидя за своим прикрытием, оставаться только пассивными наблюдателями.