Эмилио Сальгари - Сокровище Голубых гор

— А потому, что он не соглашался на… Одним словом, потому, что я не хотел ссориться со своими подданными: это могло бы повредить моим интересам, — откровенно сознался авантюрист.

— Настоящий рыцарь не будет смотреть на свои интересы, когда дело идет о жизни его ближнего, — возразила девушка.

— Ну, в этих диких странах иначе смотрят на рыцарские чувства, — с улыбкой произнес Рамирес. — Однако вы ничего не отведали, сеньорита! Не стесняйтесь, пожалуйста, ешьте, что вам по вкусу, и выпейте вина. Это придаст вам бодрости и прояснит ваш ум. Потом мы поговорим о предметах более интересных, чем этот старик, одной ногой уже стоящий в могиле.

Девушка бросила на своего собеседника взгляд, полный негодования и ненависти. Рамирес сделал вид, что не заметил этого взгляда, и старался заглушить кипевшую в нем ярость водкой и едой. Ел и пил он с жадностью проголодавшегося животного.

Мина, тоже чувствуя аппетит, взяла кусок торта и с удовольствием съела его. Подобного рода печенья, приготовляемые туземцами Новой Каледонии, по свидетельству всех путешественников, очень вкусны. Вообще дикари меланезийской расы довольно сведущи в кулинарном искусстве. Самые избалованные белокожие не брезгают их столом.

Гостья ограничилась куском торта и несколькими фруктами. Зато хозяин, не стесняясь, ел за четверых и пил за десятерых. Долгое время он и его гостья молчали. Девушка была поглощена своими чувствами, а Рамирес, помимо своих чувств, был занят желудком.

Наконец, бросив вилку и нож, он вздохнул от переполнения желудка и тоном сожаления произнес:

— Неважен у вас аппетит, сеньорита. Вы не в меня. Я — настоящий моряк не только по делам, но и по пристрастию к еде… Впрочем, — продолжал он, закуривая огромную сигару, — может быть, для вас еще рано завтракать?» Ну, тогда, надеюсь, вы окажете больше чести обеду…

— Обеду?! — вскричала Мина, вскакивая с места. — Вы воображаете, что я целый день буду сидеть у вас? Или, быть может, я ваша пленница?

— Это будет зависеть от вас, сеньорита, — спокойно проговорил Рамирес, окутывая себя густым облаком табачного дыма.

— Потрудитесь высказаться яснее, сеньор.

— Конечно, сеньорита. Я этого именно и желаю… Но потрудитесь снова присесть, чтобы избавить меня от необходимости тоже стоять, к чему после порядочной закуски я не чувствую никакой охоты.

— Хорошо. Сажусь и слушаю.

— Вот и отлично. Прежде всего позвольте спросить: вы слыхали, кто был мой отец?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Один из великих вождей индейцев.

— Этому можно поверить, судя по вашей наружности.

— Зато моя мать была испанская маркиза очень древнего рода»

— И она решилась выйти замуж за дикаря?

— Да, в силу необходимости. Ей был предложен выбор: или согласиться на это замужество, или сделаться простой невольницей.

— Следовательно, ваш отец похитил ее?

— Вы угадали, точь-в-точь, как похитил вас я. Мать отчаянно сопротивлялась, но он сумел сломить ее упорство. Какими средствами — не знаю, да и не хочу знать, потому что я человек уже цивилизованный и мне чужды приемы диких людей.

Девушка молчала и широко открытыми глазами смотрела на этого страшного человека. Его предисловие заставляло ее уже догадываться, к чему он клонит.

— Я вижу, у вас как бы присох язычок, сеньорита? — продолжал с ядовитой улыбкой Рамирес. — Позвольте предложить вам стакан хорошего вина промочить горлышко. Могу вас уверить, что это настоящее испанское и оно живо развяжет вам язычок. Не желаете? Ну, как угодно. Значит, выпью за ваше здоровье я. Лишняя порция этой живительной влаги только прибавит мне красноречия, так необходимого в наступающий момент, — грубо острил он, с нарочитой медлительностью выпивая небольшими глотками душистое вино, чтобы предоставить своей собеседнице возможность вдуматься в смысл его речи и свыкнуться с предстоящей ей участью. — Вы, быть может, еще не знаете, что ваш брат вместе с бескорабельным капитаном и этим старым кощеем боцманом находятся в моей власти? — спросил он после довольно продолжительной паузы.

Девушка снова сорвалась со своего места и молча смотрела на своего собеседника горящими от горя и гнева глазами. Красивая вообще, она в эту минуту была особенно хороша.

— Фу, черт возьми, как вы хороши, сеньорита! Прямо восторг! Клянусь памятью моего отца, примеру которого я стараюсь следовать! — вскричал Рамирес, любуясь девушкой с видом опытного оценщика. — Честное слово, я никогда не видывал такой красоты» И какое величие! Сразу видна благородная испанская кровь.