Эмилио Сальгари - Владыка морей

— А почему ты до сих пор бледен?

— Господин, но ведь меня стиснули, сжали так, что я думал, пришел уже мой смертный час, и я еще не оправился.

— Ты лжешь, как пойманный мальчишка. Итак, ты признаваться не желаешь? Хорошо. Не добром, так иначе. Посмотрим, долго ли ты вытерпишь.

— Что вы хотите от меня, господин? — дрожащим голосом закричал пленный.

— Тангуза! — сказал Янес, не обращая внимания на стоны фальшивого «лоцмана». — Свяжи руки этому человеку и отведи его на палубу. А если он будет брыкаться…

— Мой пистолет заряжен, — ответил спокойно метис.

Янес вышел из каюты, а Тангуза принялся исполнять полученное приказание.

«Марианна», быстро продвигаясь вверх по течению, миновала ту зону, которая была охвачена лесным пожаром, и теперь судно шло между покрытых зеленью берегов Кабатуана. Почему пожар не пошел дальше, объяснялось просто: огненному потоку преградил дорогу ручей, впадающий в Кабатуан.

Полный покой царил в окрестностях, по крайней мере, в этот тихий утренний час. И если судить по многочисленным стаям лесных птиц, беззаботно летавших в густых зарослях, можно было заключить, что даяки сюда еще не проникли.

Пернатый мир Борнео словно послал сюда всех своих представителей приветствовать пришельцев.

Одни перелетали через Кабатуан, весело перекликаясь; другие плавали по реке, третьи шныряли по отмелям, устраивая охоту за мелкой и крупной рыбешкой, которой кишела вода могучего потока. А на деревьях виднелись настоящие птичьи города. Это были удивительные создания птичьего искусства — гнезда в виде плотно сплетенных из растительных волокон мешков, подвешенных к гибким ветвям.

На отмелях же у берегов расположились на покой гавиалы, из которых иные, достигшие, должно быть, весьма почтенного возраста, имели в длину до пятнадцати футов 15.

— Вот эти милые звери быстро развяжут язык нашему лоцману, — промолвил Янес, глядя на гигантских пресмыкающихся. — Прекрасный случай подвертывается. Самбильонг! Спустить якорь! Здесь задержимся. Что? Нет, не надолго. Нескольких минут будет, видимо, достаточно. Не думай, что я собираюсь удить крокодилов, но все же приготовь солидную, крепкую веревку.

В эту минуту на палубе появился подталкиваемый сзади Тангузой предатель-лжелоцман. Он был охвачен страхом, заставлявшим его трястись всем телом, но в то же время не выказывал желания сознаться ни в чем.

— Самбильонг! — сказал Янес, как будто не обращая внимания на пленника, когда якорь был спущен и «Марианна» заколыхалась на месте, приостановив свой стремительный бег. — Брось-ка несколько кусков солонины гавиалам, чтобы раздразнить их аппетит.

Судно находилось совсем близко от отмели, на которой лежали крокодилы. Их было шесть или семь, и среди них выделялся один бесхвостый: по-видимому, этот драчун потерял свое лучшее украшение в битве с собратьями из-за добычи. Пресмыкающиеся спокойно грелись на утреннем солнышке и не выразили ни малейшего беспокойства при виде парусника, остановившегося так близко от них.

Самбильонг швырнул по направлению к отмели несколько кусков солонины. Гавиалы сначала лениво пошевелились, но через мгновение бросились туда, где плыло мясо, и вступили в отчаянную драку из-за неожиданной добычи, так что по реке пошел гул, а смотревшим с палубы «Марианны» было видно только месиво из разинутых пастей, взметывающихся хвостов да речной пены.

Покончив с неожиданным и только раздразнившим их аппетит завтраком, крокодилы опять выбрались из воды на отмель, как можно ближе к «Марианне», и толклись по песку, разевая пасти, вооруженные чудовищными зубами, в приятном ожидании новой добычи.

— Проголодались, голубчики? — засмеялся Янес. — Ну потерпите. Сейчас мы вас накормим чем-нибудь получше.

И с этими словами он круто повернулся к пленнику.

— Господин мой!.. — пробормотал тот, бледнея.

— Если не хотел говорить раньше, то помолчи теперь, — оборвал его Янес.

Самбильонг моментально опутал шпиона веревкой, словно спеленав его, и потом неожиданным толчком сбросил его с палубы судна.

Падая, Падада испустил отчаянный вопль, прорезавший воздух и поднявший переполох среди многочисленных речных птиц: он думал, что его отдают в жертву воде. Но на самом деле его положение было еще мучительнее: он повис над самой поверхностью Кабатуана, и веревка, опутывавшая его, как куклу, казалось, готова была каждое мгновение оборваться, потрескивая самым недвусмысленным образом. Гавиалы, увидев висящее над самой водой человеческое тело, покинули отмель и ринулись к борту «Марианны».