Эмилио Сальгари - Владыка морей

В нескольких десятках метров от обреченного, казалось, на гибель судна крейсер вдруг как-то незаметно, повинуясь едва уловимому движению руки Сандакана, изменил свой курс и прошел по борту парохода, не коснувшись его.

Капитан Конн, бледный, как полотно, но со сверкающими глазами глядел на приближающийся крейсер. И когда суда поравнялись, он невольно вскочил, ничего не понимая, ошеломленный, не верящий своим глазам.

— Если вам удастся, капитан Конн, довести ваше судно до гавани, — а течение вам благоприятствует, — крикнул Сандакан, — сообщите сами вашим арматорам…

— Что такое? — крикнул моряк.

— Что Малайский Тигр пощадил их судно единственно из уважения к храбрости его смельчака капитана. До свидания!

— Прощайте, сэр! — крикнул в ответ капитан, роняя трубку. Суда разошлись, и «Властитель океана» опять поплыл на север»

Смелый до дерзости и вместе с тем осторожный Сандакан не желал долго оставаться в этих опасных для него водах, где каждый день судно могло оказаться между эскадрой Лабуана и четырьмя английскими крейсерами. Поэтому он принял решение отправиться еще дальше на пути сообщения с Австралией. Едва ли англичане могли предположить, что он рискнет так далеко уйти от залива Саравака, а потому можно было рассчитывать, что на намеченном пути еще встретятся английские корабли.

Избрав дорогу, по которой почти не ходят крупные суда, Сандакан благополучно добрался до намеченных широт и словно коршун ринулся на ничего не опасавшиеся в этих водах английские суда, уничтожая их одно за другим и не встречая при этом никакого сопротивления.

Странствования в этих водах продолжались всего лишь неделю, но за эту неделю добычей «Властителя океана» стало около десятка судов разных размеров, и Англии были причинены многомиллионные убытки. Пополнив углем свои трюмы, Сандакан, узнав от нескольких встреченных парусных прао, что англо-китайская эскадра уже разыскивает его, ринулся на юг. Казалось, безумие, мания истребления охватывает душу старого борца за свободу Мопрачема. Он целиком сосредоточился на одной мысли — наносить все новые и новые удары Англии. Пока Янесу еще удавалось сдерживать Сандакана: при потоплении английских кораблей и экипаж и пассажиров все же отпускали на шлюпках. Правда, не исключено, что эти шлюпки затеряются в беспредельном просторе океана и никогда не дойдут до берегов, а их пассажиры погибнут. Но все же существовали некоторые шансы на спасение. А теперь в любой момент следовало ожидать, что Сандакан отдаст приказ топить встречные суда вместе с пассажирами.

— Наши дни сочтены! — говорил Сандакан Янесу. — Никто не поднимается против Англии. Нас предали. Мы предоставлены собственным силам. И весь мир против нас. Так почему же мы должны заботиться о наших врагах, почему нам не дают пощады, а мы должны щадить?

Помолчав немного, Сандакан заговорил снова:

— Угольные ямы полны. Когда мы используем этот последний запас — придет конец.

— Пустяки! — успокаивал его португалец. — Находили же мы до сих пор этот проклятый уголь на английских судах? А когда они уже не будут попадаться, станем забирать угольные грузы других флагов. Не все ли равно? Ведь в самом деле — мы вне закона…

— А потом?

— А потом, — вмешался чей-то скрипучий голос, — а потом, разве я не с вами?

Сандакан живо оглянулся. Около него стоял О'Брайенн.

Странно: с того момента, когда американец, или, вернее, ирландец, переселившийся в Америку, попал на борт «Властителя океана», его никто не видел и никто о нем не беспокоился. Он по целым дням копался у себя в каюте, возясь с какими-то аппаратами и при этом без устали ворча. Мало-помалу весь экипаж привык считать его действительно помешанным, но совершенно безвредным человеком.

И только теперь оригинал в первый раз вдруг напомнил о себе.

— Ах, да! Мы и забыли о вас! — засмеялся Янес. — В самом деле, ведь вы с нами. Вы человек, который какими-то чарами умеет останавливать летящие ядра.

— Вздор, вздор! — прервал его О'Брайенн. — Никогда я не обещал вам подобной чепухи. Останавливать летящие ядра я не берусь. Но взрывать пороховые погреба, находясь на значительном расстоянии от них, — это я умею. Мой аппарат собран и готов к действию. Я могу хоть сейчас приступить к делу.

Сандакан и Янес, вероятно, опять отшутились бы, но слова замерли у них на устах, когда сзади раздался новый голос, — серьезный, спокойный, убедительный голос Харварда.

— Да, господа! — сказал американец. — Вы напрасно так легко смотрите на это. Мой соотечественник все объяснил мне, и я признаю, что он, в самом деле, сделал великое открытие. То, что он может — действительно может делать — ужасно.