Владимир Казаков - Вечный порт с именем Юность

На улице подвывал ранний ветер «студенец», высасывая из туч редкие мокрые хлопья снега. В церкви пахло сыростью. Тускло светился разноцветный витраж длинноовального окна за спиной Комарова. Комэск поднял голову, посмотрел на хоры, обвел взглядом потолочные своды. Металлическим колпачком самописки ударил по звонкому боку пустого графина:

– Через неделю переберемся в новостройку. Готовы ли отделы штаба к эвакуации? – спросил Комаров. – Здесь останутся только радисты и рында. Может быть, колокол заменим ревуном? Современно и громко.

– Пусть будет колокольчик. К душе он! – Пожилой вислоусый шофер с бензозаправщика громко высморкался в мятый платок.

– Не часто ли поминаем душу? Обвинял же нас Гладиков, что, используя атрибуты старины – церковь, колокол, мы скатываемся ко вздохам и мистике.

– Душа – понятие философское.

– Ты прав, Владимир Максимович, в бога давно никто не верит, а черта все-таки отпугивают! Талисманы, амулеты висят в кабинах. Перед полетом безбородые далеко не все бреются. Луговую, кроме тебя и Батурина, за штурвал никто сажать не желает.

– Старое поверье. Море всегда хочет взять себе женщину взамен той русалки, которую, по преданию, древний ирландский рыбак убил, не вняв ее мольбам о милосердии.

– Богунец с моим Павлом за убийство альбатроса отмутузили моториста с прибрежной метеостанции.

– Слегка, Михаил Михалыч. В альбатросе находят приют души погибших мореплавателей.

– Вот, товарищи, вы слышите объяснения замполита! Каково? Значит, прав Гладиков?

– Можно, стихотворение продекламирую? – спросил инженер-синоптик.

– Чье?

– Дело не в авторе.

– Давай. В ожидании прибытия Батурина я не начинаю деловую часть. Так что давай твой стишок, инженер!

Дальше там про «черную пятницу», про швабру, упавшую за борт, и так далее. И вот, когда боцман надоел молодому матросу, тот восклицает:

– Ну и в чем ты убедил нас?

– Не я вас, а боцман салаку!

– Молодой матрос оказался, слава богу, с воображением! – сказал, улыбнувшись, Донсков.

– Слышите? Слава богу! Это сказал замполит. Нужно прекращать!

– Не надо!

– Почему же, замполит? – прищурился Комаров.

– Из маленьких традиционных игрушек создаётся большая романтика. Старые поверья отомрут, появятся новые, и ничего с этим не поделаешь. В городе свадебные кортежи видели? Коней заменили автомобили. Молодые обязательно кладут цветы к подножию памятника Погибшему кораблю. Память о великих путешественниках? Да, но есть нюанс: новобрачные верят, что подобный ритуал, именно у памятника Кораблю, поможет им сохранить любовь, создать крепкую семью. Чтобы жить, во что-то надо обязательно верить. Ведь о глупых мы до сих пор говорим: «без царя в голове!». Обычаи и суеверия, порою странные до нелепости, отомрут! Из добрых старых обычаев вытекут новые…

– Ладно, уговорили!.. Слышу, Павел подъехал. Наверное, Батурина привез… Синоптик, какую планируешь погоду?

– Разномастную, Михаил Михалыч. На Северном побережье уже есть «сморчки» – отдельные ледовые припаи. На плато Росвумчорр свирепеет минус. У нас завтра погостит погода ясная и довольно теплая. Недолго, конечно. Заметелит с насморком.

– В море?

– Сами понимаете.

– Будет работа аварийно-спасательной» службе, – Комаров вытянул руку в сторону открывшего дверь Батурина… – Опаздываешь! Докладывай коротко и побыстрее.

– Был. Разговаривал. Супруге Воеводина все равно, где его захоронят.

– Неужели? – взмахнул руками Ожников.

– Прошу встать и помолчать минуту!.. Садитесь… Как увековечим память погибшего товарища? – спросил Комаров.

Высказывались сумбурно. Из коридора на порог заступил Галыга. Дальше идти не решался.

– Чего тебе, Степан Федорович? – спросил Донсков.

– У нас с Богунцом предложение насчет памятника.

– Подслушивал, что ли? – хмуро сказал Комаров. – Не вижу Богунца…

– Ждет снаружи. Можно его позвать?

– Только быстро! – согласился Комаров.

Через полминуты Галыга вернулся с Богунцом и начал торопясь, будто опасаясь, что его остановят говорить: