Борис Пармузин - До особого распоряжения

ждут.

Прощались скупо, почему-то торопливо. Аскарали обнял Махмуд-бека, похлопал его по спине, словно

успокаивая.

- Мы увидимся... там... у себя? - спросил Махмуд-бек.

- Конечно, конечно, - ответил Аскарали.

Пряча глаза, он зашагал к двери и лишь на пороге обернулся, махнул рукой.

Смутная тревога долго не давала покоя. Обычная фраза: я должен успеть. Но в ней Махмуд-бек

почувствовал совсем другой смысл. Он допил остывший кофе и машинально стал листать рукопись в

богатом кожаном переплете. Перевернул несколько страниц. На этих книгах но многих странах Востока

люди гадают. Первая строка на открытой странице удивила, даже потрясла своей томностью: «Ты

мудростью войну предотвращай...»

Аскарали делал это всю жизнь. Всю свою жизнь.

...Махмуд-бек узнал о смерти друга через несколько месяцев. Аскарали никогда никому даже слова не

сказал о тяжелой болезни. Продолжались бесконечные дела и поездки до самой последней минуты

редкой, удивительной жизни.

Шамсутдин не любил шикарные комнаты «Тадж-Махал». Он терпеливо ждал, когда Махмуд-беку и

Фариде надоест разгуливать по мягким дорогим коврам, сидеть на европейских стульях за столом,

покрытым хрустящей белоснежной скатертью.

Шамсутдин неловко чувствовал себя в этой обстановке. Получив задание, он старался побыстрее

покинуть отель. При встрече с Фаридой Шамсутдин с тоской смотрел на нее: почему она не вытащит

Махмуд-бека из этой роскоши в нормальный дом. Не прикоснись ни к чему, следи за каждым своим

шагом... А вдруг испачкаешь дастархан, оставишь следы на ковре.

Но и Шамсутдин порой понимал: пока Фариде нужно находиться здесь.

Шамсутдин являлся к Махмуд-беку с новостями. В город приезжали из Европы узбеки, таджики.

Многие из них бросались искать своих соотечественников. Было о чем поговорить, поспорить. Было о

чем вспомнить...

Махмуд-бек еще не бывал в кварталах эмигрантов. Но туркестанцы знали, что он вернулся в город.

Расспрашивали Шамсутдина о здоровье господина, передавали пожелания и приветы. Сегодня

Шамсутдин сообщил Махмуд-беку, что его очень хочет видеть Азими.

- Кто это такой?

- Культурный человек, - коротко ответил Шамсутдин.

- Почему ты так решил? - улыбнулся Махмуд-бек.

- Он - доктор. Был советским доктором, военным. Сдался в плен к немцам. Жил... Говорит, хорошо

жил.

- Чего же приехал сюда? Нашим помогать?

- Помогать? - переспросил Шамсутдин и задумался. Потом решительно заключил: - Не будет

помогать.

- А об этом как ты догадался?

- Он лечит одного, берет деньги.

- Ясно! - сказал Махмуд-бек. - Он хочет со мной увидеться?

- Да, господин. Очень... Он хочет вас пригласить на свадьбу.

Свадьба... Это уже интересно. Значит, соберутся люди. Самые разные. Обязательно возникнут

разговоры и о прошлом, и о будущем.

- Пусть заходит. . - разрешил Махмуд-бек.

- Нам этот человек пригодится... - деловито сообщил Шамсутдин.

- Чем?

- Доктор! - поднял указательный палец Шамсутдин. - Настоящий! В Ташкенте учился. А вам нужен...

- Здесь у меня есть хороший врач.

191

- Ему надо платить... - рассудительно проговорил Шамсутдин. - А это свой...

- Но он тоже берет деньги.

- С вас не будет брать... - уверенно сказал Шамсутдин.

И вдруг какая-то невероятная, совсем неожиданная мысль мелькнула в голове Махмуд-бека. Он даже

испугался этой мысли. Попытался от нее отделаться. Но она настойчиво беспокоила, заставила его

сорваться с места, зашагать вокруг стола.

- Что с вами? - удивился Шамсутдин.

- Ничего, ничего... - ответил Махмуд-бек. - А ты передай... этому доктору, что я очень хочу его увидеть.

«Это свой!» Может действительно свой. Тот самый, кто должен приехать сюда, в мир еще опасных

врагов. Кто должен заменить его, Махмуд-бека. Свой! Свой!

Нет. . Азими действительно сдался в плен при первом удобном случае. До создания Туркестанского

легиона он мотался по гитлеровским концлагерям. Он узнал голод и холод. Его били... От смерти спасла

профессия врача, а затем согласие служить фашистам.

- Звери... - с неприкрытой злостью сказал Азими. - Я к ним пришел с поднятыми руками. А они...

Какой-то краснощекий солдат ребром ладони полоснул меня по шее. Как ножом. «Я же доктор... - кричу

по-немецки. - Настоящий доктор». А он, собака, мне в лицо: «Ты азиат. Мы вас уничтожим». - Азими взял

чашечку, отпил глоток кофе. - Собаки бешеные.

Рука заметно дрожала. Видно, это честолюбивый, гордый человек. В Красной Армии он занимал