Реджинальд Кофмен - На острове Колибрия

Воцарилась тишина. Раслов облокотился на кресло, в котором недавно сидела норвежка. Он сложил на спинке кресла свои толстые руки и так сжал их, что они казались бледными и тонкими. Потом он сказал:

– Вы хотите уверить меня, что моей законной государыней является принцесса? Но королева не может выйти замуж за нетитулованного, так же как это невозможно для короля. Устроит ли это вашего молодого друга?

– Я забочусь не только о его интересах. Доббинс небрежно взглянул на свои часы. Раслов ухватился за митрополита, который стоял, сложив руки и как будто не слыша происходивших пререканий.

– Я вернулся сюда, – объяснил барон, – для того, чтобы напомнить вашему преосвященству, что как колибрийский закон, так и православная церковь признают развод.

– Что касается церкви, то она не терпит развода, связанного с обманом.

Митрополита поддержал Доббинс, который заявил:

– Никакого развода не будет. Вчера вечером представители союзных держав в Колибрии встретились в американской миссии. Я изложил свою теорию – тогда еще только теорию – относительно…

– Союзные державы, – с горечью рассмеялся премьер, – поверят даже такой теории, если она может повредить наследнику покойного герцога.

– Должен сказать… – Доббинсу было весьма неприятно говорить это, но его принуждал долг, – должен сказать, что они не поверили ей; но они увидели в ней средство для вынуждения признания у этой женщины. – Он снова стал дипломатом. – Когда это признание достигнет моих коллег, то, как я уже сказал, о разводе не будет и речи. Дело в том… гм… что шесть истребителей из состава британского флота в Константинополе подходят сейчас к Влофу.

– Что? – Премьер-министр с побледневшим лицом бросился к телефону. Он позвонил, но не получил ответа. – Провода перерезаны! Да, вспоминаю, по дороге сюда я видел какое-то повреждение. – Он говорил угрожающим тоном, который еще подчеркивался его улыбкой. – Повреждение, к которому причастны вы, мистер Доббинс?

– Я думал, что новость о прибытии истребителей может подождать, пока я доеду до Дворок.

Раслов покачал своей круглой головой.

– Значит, союзники намерены навязать нам республику?

– Они ничего не будут навязывать вам, барон. Они настаивают лишь на том, чтобы принцесса не была обманута и чтобы народ получил возможность изъявить свою волю.

Премьер махнул рукой с видом игрока, бросающего свои карты:

– Это означает республику, мистер Доббинс! Ваше преосвященство, вы знаете, что если обе соперничающие монархические партии не объединятся благодаря предполагаемому браку, то у Тонжерова хватит силы опрокинуть монархию. Ваше правительство всегда преследовало политику невмешательства в такие дела, мистер Доббинс!

– Оно и теперь не вмешивается. Я только даю советы. – Американец еще раз взглянул на часы.

– Да, вы даете советы. Ваше преосвященство, я еще раз взываю к вам. – Раслов подошел к окну, как будто желая собраться с мыслями, вернувшись, он продолжал: – Это вопрос вашего патриотизма. Вы глава государственной церкви, и вы всегда были преданы короне. Сейчас сама корона находится под угрозой.

Но митрополит был непреклонен:

– Я верный колибриец. И если бы были канонические средства уладить это, я прибег бы к ним. Но их нет.

– Вот посмотрим; дайте мне взглянуть на это удостоверение, – настаивал барон. – О, вы можете сами держать его в руках!

Раслов нагнулся над бумагой, которую митрополит неохотно протянул ему. Прошло несколько секунд. Потом премьер-министр подбежал к двери, открыл ее и очутился лицом к лицу с норвежкой и дежурившим при ней Загосом:

– Простите, сударыня, но в большинстве европейских стран принято обозначать в свидетельстве религию обоих брачущихся. В вашем брачном свидетельстве этого указания нет. Почему это?

Норвежка широко раскрыла свои синие глаза.

– Но ваше превосходительство уже спрашивали меня об этом: помните, когда вы в первый раз заглянули в переднюю из сада? Я ответила вам, и вы вернулись после этого в сад.

– Да, да, моя дорогая. Но скажите это этим джентльменам.

– Моя религия не указана, потому что ее у меня нет. Мои родители были свободомыслящие.

– Следовательно, – барон провел языком по своим сухим губам, – вы не были крещены?

– Нет.

Раслов быстро повернулся к митрополиту.

– Вы слышали, ваше преосвященство?

Митрополит Афанасий слышал. Он не проявил удивления, ибо все священники живут в мире, полном неожиданностей. Он только погладил свою белую бороду, склонил голову перед норвежкой и мягко сказал: