Анна Баринова - Приключения профессионального кладоискателя

Вернувшись, чтобы обсушиться, к костру, я стал внимательнее прислушиваться. Вскоре металлические звуки и выкрики стихли, но зато стали доноситься громкие всплески… И вдруг мне показалось, что вижу среди клочьев тумана, как нечто переплывает Оку. Для бобра оно выглядело слишком крупно. Я слышал фырканье. Мне подумалось – может, это несколько кабанов или лоси переплывают на мой берег. Через клочья рассеивающегося тумана я разглядел именно группу. И еще видел какие-то огненные молнии, разрезающие туман и вонзающиеся в воду около плывущих…

Вскоре я отказался от своего предположения о группе животных, потому что они, заметив огонь моего костра, сменили направление и, борясь с течением, которое довольно сильно сносило, поплыли на огонь – прямо ко мне. Когда группа достигла берега, я разглядел, что в центре плыла лошадь, с двух сторон от нее, держась за гриву, – плыли двое, и третий, обнимая животное за шею.

С большим трудом выйдя из воды, двое сняли третьего с усталой лошади, которая, сделав пару шагов, легла недалеко от воды, и направились к моему костру. Они поддерживали своего товарища под руки, а ноги его бессильно волочились по земле, – видимо, с ним что-то случилось во время переправы.

Я протер глаза, вскочил и подбросил в костерок мелкого сушняка. Огонь весело вспыхнул, и освещенный круг значительно расширился. Я увидел, что ко мне подходят очень странные люди. Старшему было на взгляд сильно за сорок. Выглядел он как ратник: в кожаных оплечьях с металлическими пластинами, но без шлема, у широкого пояса в ножнах висел тяжелый нож. Длинные мокрые волосы окаймляли его скуластое суровое лицо, окладистая борода спускалась на грудь. Второй – еще безусый юноша в грубой холщовой рубахе и с колчаном за плечами. Их пострадавшего товарища я разглядеть пока не мог, потому что голова его свесилась на грудь. Поблескивали в свете костра лишь металлические пластины кожаных оплечий, а между ними, повыше левой лопатки, из спины человека торчал какой-то прутик… Я чувствовал себя так, как будто внезапно оказался на съемочной площадке исторического фильма о Древней Руси.

Пошатываясь от усталости, трое стояли на границе светового круга от моего костра, в который я машинально все подбрасывал ветки, и оживленно переговаривались. Я слышал обрывки их разговора, но слова понимал с трудом. Все потому, что корни слов были мне, безусловно, знакомы, но они произносились не так, как привыкли мы, а как-то по-старинному, что ли. В речи было много связок, поэтому пусть въедливый читатель простит меня, если передам их речь лишь по смыслу, без лингвистической точности. Наконец, старший, видимо, принял решение, и люди шагнули ко мне. Во все глаза смотрели они на мою палатку, котелок, фляжку… А я с ужасом увидел, что у их товарища, которого они практически волочили, поддерживая под руки, выше лопаток торчал… явно не прутик! Это была стрела! Мгновенно вспыхнула в мозгу догадка: «молнии», вонзавшиеся в воду вокруг этих людей, пока они плыли, тоже были стрелами – только горящими!.. Я ошарашенно молчал. Между тем старший нерешительно огладил рукой свою мокрую бороду и приветствовал меня поясным поклоном, оставив на мгновение раненого заваливаться на юношу.

– Здрав буди! – густым басом выговорил он. – Тут на Сенькином Перелазе татарва наскочила. Несметно их! Наших побили много. А мы, как вишь… Никиту подранили, – с тем он снова подхватил раненого и вместе с юношей осторожно уложил его ничком возле бревна, на котором я сидел.

Несколько мгновений я сидел молча и таращил глаза. Тогда скороговоркой заговорил юноша. Скорее по жестам, нежели по речи, я понял, что он спрашивает, можно ли им присесть к моему огню и оказать помощь раненому. Еще не будучи уверенным до конца, что это не сон, я поднялся и стал рыться в рюкзаке, отыскивая походную аптечку. Страха особого не было, но я не до конца понимал их речь, улавливая значение лишь отдельных слов и разгадывая скупые жесты. Пока распаковывал аптечку, они с интересом разглядывали мои вещи, трогали мою палатку, желая как бы оценить ткань на ощупь, смотрели котелок… Я постелил возле раненого лист газеты, выложил на него йод, пластырь, бинты и пузырек с перекисью водорода. Недоумение вызывала у них не столько моя персона, сколько вещи, которыми я пользуюсь. Они смотрели во все глаза на веревки, которыми моя палатка была привязана, на котелок, юноша вытащил из поленца топор и долго вертел и ощупывал его, взвешивал на ладони. Я сказал старшему: