Куманин обернулся к Рогову.
— А вы откуда Зимина знаете, доктор?
— Зимин приходил ко мне. В Петрограде.
— К вам? Зачем?
— Он искал Тасю…
— Когда.
— Весной.
— Значит, Зимин весной был в Петрограде?
Рогов кивнул.
— Все сходится… Все сходится, Федякин! — воскликнул он и с затаенной ненавистью добавил: — Я этому бывшему офицеру и прежде не доверял — все с усмешечкой, контра, — и, взглянув еще раз на Рогова, добавил: — Чтобы вы, доктор, в курсе были: этот самый Суббота, вот которого вы от смерти спасали, Смелкова, Аркадия Николаевича, у меня на глазах пристрелил…
Рогов вздрогнул, посмотрел на Куманина, задумался.
— Где же он есть, этот Горелый? — сказал Куманин. — Может, кого из староверов порасспрошать?
— Может, кто и помнит, — сказал Федякин, — да не скажет.
— А если мне попробовать? — предложил Рогов. — Меня тут кое-кто помнит… с детства.
Церковь стояла на окраине, среди крепких с железными крышами и высокими воротами староверческих домов. Рогов, задрав голову, глядел на колокольню, откуда несся торжественный, немного печальный перезвон. Он толкнул обитую железом дверь колокольни и стал подниматься по крутой узкой каменной лестнице, ведущей к звоннице.
Щуплый одноглазый мужичонка, несмотря на жару, в валенках и меховой телогрейке держал в руках несколько веревок и сосредоточенно раскачивал языки колоколов. Здесь, наверху, их звон был тяжелым, оглушающим. Звонарь мельком взглянул на Рогова и продолжал дергать за веревки. Рогов слушал и ждал. Наконец звонарь дернул последний раз и бросил веревки. Тяжелый колокол загудел, перекрывая перезвон колоколов поменьше, и, когда все уже смолкли, как бы из уважения к его глубокому низкому голосу, долго еще стоял в воздухе низкий, медленно исчезающий стон.
Звонарь взглянул на Рогова своим единственным глазом.
— Не положено сюда ходить, доктор, — сказал он незлобливо.
— Как поясница, Родион Афанасьевич? — спросил Рогов.
— Какой там Афанасьевич… Родька я, и все тут. Маленько вроде полегче стало.
— Скажи, Родион… это правда, что ты родился в Горелом скиту?
— А тебе почто? Ну, родился. Тому шестьдесят лет как родился… Да полсотни как здесь живу. Нету ноне Горелого. Сгнил небось, лесом порос. Одни медведи по зиме прячутся, А тебе что?
— Видите ли, я интересуюсь историей…
— Это точно, история была, как не быть. Да только кончилась. Как амнистия истинной вере вышла, так история и кончилась…
— А где он находится, этот… Горелый?
— Верст отсюда этак с восемьдесят, почитай. Во-он в той стороне. — Родион показал на юго-восток.
Рогов поглядел в ту сторону, куда показал звонарь. Сразу за городом начиналось необозримое темно-зеленое море тайги. Казалось, что нет ему ни конца, ни края.
Федякин задумчиво бродил по комнате, то дергая себя за усы, то что-то неопределенно посвистывая.
— Он еще сказал, что болота там… будто солдаты этого Чивилихина на обратном пути гибли… — сказал Рогов.
— Болото? — остановился Федякин, что-то припоминая. — Точно! Если от Николиной заимки на юго-запад взять, через десять верст болота начнутся непроходимые.
Он хитровато подмигнул Куманину.
— Есть одна мысль. Пошли!
Они шли по широкому зеленому лугу, начинавшемуся сразу за городом. Здесь собралась большая толпа. На возвышении, в блестящих медных касках оркестр пожарной команды играл марш. Над оркестром трепетало на ветру кумачовое полотнище с призывом: «Вступайте в общество друзей воздушного флота», и невдалеке возвышалась нарисованная на фанере огромная карикатура: толстый зубастый капиталист в цилиндре с ужасом смотрит на красный аэроплан, летящий над ним. На аэроплане было написано: «СССР», а на цилиндре капиталиста — «Антанта».
Толпа смотрела на небо. Там невысоко над лугом, потрескивая мотором, летал аэроплан. Он сделал круг и стал снижаться. Когда он остановился, толпа бросилась к нему. Из кабины вылез летчик, весь в коже, и крепкий кряжистый старик с окладистой бородой. Старик был серьезен и торжествен.
— Что, папаша, архангела Гавриила не видел? — крикнул кто-то из толпы дурашливым голосом.
— Тебя, дурака, видел, — рассердился старик.
Федякин, Куманин и Рогов направились к летчику.
Тася взлетела на вороной кобылке на вершину небольшого холма и так же стремительно понеслась вниз. Из-за холма вслед за ней поднялся бумажный, склеенный из страниц «Нивы», раскрашенный углем змей с длинным мочальным хвостом. Он взмыл кверху, и тут же из-за холма показался Темка. Он взбежал на холм и что есть силы крикнул:
Читать дальше