— Везёт тебе, Гусак, от службы отдохнёшь, развеешься. Фруктов наешься. Навалом их там сейчас. Шмутьём прибарахлишься…
Я и сам от радости чувствовал себя на седьмом небе. Ликование распирало меня, когда я пришивал к форменке новые погончики с золотистыми галунами. Всё же, наверно, неплохой я был матрос, если командование корабля доверило эту миссию — одному с дивизии. Остальные старшие вагонов будущего эшелона набирались из моряков 181‑й бригады подводных лодок.
После тёплых, дружеских напутствий я отбыл в пункт формирования эшелона. Неделю вместе с другими командированными изучал уставы, пинал футбольный мяч и валялся на койке в ожидании отправки на теплоходе «Русь». Когда до отбытия на морвокзал остались считанные дни, командировщики засуетились, загоношились:
— А что, братва, на теплоходе водка дорогая в ресторанах. Надо здесь запастись, в нашем магазине дешевле будет.
Как остаться в стороне? Показаться в глазах других не свойским парнем? Этаким непьющим правильным мальчиком? Не моряком?
Пошёл вместе со всеми в захолустный магазин сродни нашему боровлянскому «Сельпо». Набрали водки. Идём, вещмешок тащим. Позвякивают в нём бутылки. У срамотного дощатого барака, больше похожего на сарай, чем на жилище, какой–то мужик в синем трико дрова рубит. Мотня трико между ног ниже колен висит. Задрипанный мужичишка, ноль внимания мы на него, мимо идём. А он топор в чурку воткнул да как заорёт:
— Стоять, моряки! А ну, покажь, что несём! Я — мичман Раков!
Бог ты мой! Самого Джагу не признали! Начальника гауптвахты! На слуху это скверное прозвище далеко за пределами Лахтажного. Один моряк в отпуск поехал, зашёл в Москве на Казанском вокзале в общественный туалет, а там на стене большими буквами написано: «Мичман Раков — Джага и педераст!». А другой из Иркутска воротился, там на заборе прочитал: «Мичман Раков — сучара вонючий». Такая вот известность!
Мы вещмешок бросили и врассыпную, кто куда. Меня ноги со страху на сопку унесли. Первый спортивный разряд по лыжам имел и стометровку на районных соревнованиях бегал: собаки не догонят!
Другие не такие шустрые оказались. Догнал двоих Раков, за шкирки схватил и к начальнику эшелона приволок. Те сразу сдулись, остальных сдали. Что толку, что я на сопке отсиживался. Пришёл на сборный пункт, а там уже всё про меня известно. Построил капитан третьего ранга весь личный состав эшелона. На траве злополучный мешок с водкой лежит. Из всех самовольщиков гнев начальника эшелона почему–то на меня одного пал. Вызывает из строя, приказывает:
— Бей бутылки об гальюн!
Стал я бросать, но бутылки отскакивали от дощатой стены сортира, не разбиваясь. Начальник эшелона разозлился, сам начал бить их одна об другую. Сильно запахло водкой.
— А теперь, — сказал он, — отправляйся в свою часть. Не нужны мне лишние проблемы и пьяницы.
Напрасно я упрашивал его простить, пытался убедить, что не подведу, что не пьяница вовсе. Он и слушать не захотел.
На лодку вернулся побитым псом. От стыда не знал куда деться. Так осрамиться в глазах товарищей! Но куда деваться? Предстал пред ясные очи отцов–командиров. Каутский видеть меня не пожелал. Замполит Зуев лишь вздохнул горестно. Тушин головой покачал и рукой досадливо махнул как на пустое место. Старпом Куренков, с налитым краской лицом прошипел:
— В кочегарку пойдёшь мантулить, алкоголик хренов! Не умеешь пить — не берись! Дерьмо тебе через тряпочку сосать, а не водку лакать. На тебя надеялись, а ты… Прославил на всю эскадру! Скажи спасибо Ракову, что на губу не упёк тебя!
— Да я и не пил…Так, за компанию сходи… — попробовал я объяснить свой залёт.
— Молчать! — взъерепенился ещё больше старпом. — не пил! Мичман Раков просто так, от фонаря, задержал вас?! Молчать!
Насколько помню, с Раковым вы уже давно знакомы. — В кочегарку!
Не забыл старпом позапрошлогодний случай.
Я был в составе караула на гауптвахте. Начальник караула лейтенант Конашков определил меня выводным конвоиром — сопровождать заключённых под стражу матросов и солдат на работу и обратно. Лихие ребята без ремней, в шинелях без хлястиков, в бескозырках без ленточек, в пилотках, натянутых на уши, весьма отдалённо напоминали защитников страны Советов, больше походя на пленных немцев. Разобрав ломы и лопаты, арестанты медленно брели по улице к строительному объекту — водопроводной траншее. Я, вооружённый автоматом, вынужден был тащиться рядом. В рассчёт конвоируемых входило до полудня гусиным шагом дошагать до канавы, отдохнуть там после столь трудного километрового перехода и пуститься в обратный путь, чтобы успеть к обеду.
Читать дальше