Эдгар Берроуз - Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса (сборник)

Сола также уехала с Тарсом Таркасом, своим отцом, который перед всеми вождями признал ее дочерью.

Три недели спустя Морс Каяк и его отряд вернулись на военном корабле, посланном в Тарк специально за ними, – чтобы поспеть к церемонии, которая должна была соединить в единое целое Дею Торис и Джона Картера.

И девять лет подряд я служил и сражался в армии Гелиума как принц дома Тардоса Морса. Люди, казалось, никогда не устанут выказывать мне уважение, и не было дня, который не приносил бы новых доказательств их любви к моей принцессе, несравненной Дее Торис.

В золотом инкубаторе на крыше нашего дворца лежало снежно-белое яйцо. Почти пять лет рядом с ним несли караул десять солдат из стражи джеддака, и если я был в городе, то мы с Деей Торис каждый день рука об руку приходили к нашему маленькому алтарю, чтобы помечтать о будущем, о том времени, когда скорлупа наконец лопнет.

В моей памяти живо воспоминание о нашем последнем вечере. Мы сидели и негромко говорили о нашей странной истории, о том, как сплелись воедино наши жизни, и о том чуде рождения, которое должно было увеличить наше счастье и исполнить надежды.

Мы видели вдали яркие белые огни приближавшегося воздушного корабля, но не придали этому особого значения, поскольку зрелище было вполне обычным. Однако судно неслось к Гелиуму как молния, и в конце концов стало ясно: что-то произошло.

Корабль, подавая световой сигнал о том, что несет срочное сообщение для джеддака, нетерпеливо кружил в ожидании неспешных патрульных, которые должны были сопроводить его к дворцовому причалу.

Через десять минут после того, как судно совершило посадку, за мной примчался посыльный и позвал в зал совета. Когда я пришел туда, там было уже многолюдно.

На тронном возвышении находился Тардос Морс, он нервно расхаживал взад-вперед с напряженным выражением лица. Когда все заняли свои места, он повернулся к собранию.

– Этим утром, – заговорил он, – пришла весть от нескольких правительств Барсума. Хранитель атмосферной фабрики уже два дня не подавал беспроводного рапорта, и никакие призывы к нему из двух десятков столиц не получили ответа. Посол одной из наций попросил нас срочно заняться этим и спешно отправить на фабрику помощника. Весь день воздушные патрули искали его, пока наконец не нашли его тело в яме за домом; оно было чудовищно изуродовано убийцами. Мне незачем говорить вам, что это значит для Барсума. Чтобы проникнуть за мощные стены фабрики, понадобятся месяцы. Впрочем, за дело уже принялись, и бояться было бы нечего, если бы установки надежно работали, ведь они рассчитаны на сотни лет, но, к несчастью, случилось то, чего мы больше всего опасались. Датчики показывают быстрое падение воздушного давления во всех частях Барсума… Моторы кто-то остановил. Друзья мои, – закончил он, – жить нам осталось не более трех дней.

Несколько минут царило абсолютное молчание, а потом встал молодой вельможа и, выхватив меч и держа его высоко над головой, обратился к Тардосу Морсу:

– Красный народ Гелиума всегда гордился тем, что показывал всему Барсуму, как надо жить, а теперь покажем другим, как нужно умирать. Давайте же примемся за свои дела, будто у нас впереди еще тысяча плодотворных лет.

В зале раздались аплодисменты, и, словно нельзя было придумать ничего лучшего, нежели развеять людскую тревогу собственным примером, мы разошлись с улыбками на лицах и с тоской в сердцах.

Когда я вернулся в свой дворец, выяснилось, что весть уже достигла ушей Деи Торис, и пришлось обо всем ей рассказать.

– Мы были так счастливы, Джон Картер, – сказала она, – и я благодарна судьбе за то, что она позволяет нам умереть вместе.

Следующие два дня не произвели заметных перемен в воздушном снабжении, но утром третьего дня на верхних этажах зданий и на крышах дышать стало трудно. Улицы и площади были переполнены людьми. Все дела прекратились. Большинство марсиан храбро смотрели в лицо неизбежности. Но встречались и те, кто предавался тихому горю.

Ближе к середине дня самые слабые начали сдаваться, через час уже тысячи лежали без сознания, и за этим должна была последовать смерть от асфиксии.

Я и Дея Торис вместе с другими членами королевской семьи собрались во внутреннем садике дворца. Мы разговаривали тихо, но больше молчали, а мрачная тень смерти нависала над нами. Даже Вула будто почувствовал тяжесть грядущей беды, он жался к Дее Торис и ко мне, жалобно поскуливая.