Анастасия Игнашева - Ящик Пандоры

– Человек, упомянутый в этом дневнике, тоже охотился за этими вещами. – ответил Вакс.

– Кто он?

– Карл Отто Штрюмпфель. Я оставлю дневник вам. Мне он ни к чему. – предвосхитил Вакс мои вопросы.

– А имя Гюберт Вам знакомо?

Он покачал головой в ответ.

– Возможно это… как это по-русски…

– Псевдоним. – подсказала Лариска.

– Я. Псевдоним. Не знаю.

– Вы так и не сказали нам, зачем Вы здесь. – напомнила дочка, – Нашей бабуле грозит опасность? Нам всем грозит опасность? Из-за этого ящика?

– О вашей бабушке позаботятся. Я прилетел не один. Можете сказать своим родственникам, чтобы они не дежурили в больнице.

– Почему мы должны Вам верить? – не сдавалась дочка.

Вакс вздохнул.

– Зер гут. Делайте как хотите. Вот моя визитная карточка. Я остановился на Васильевском острове. Отель «Сокос» на 8 линии.

– Не знаю там такого. – удивилась я.

– Его недавно построили. – ответила Лариса.

– Внизу я написал номер моего мобиля в Петербурге. Звоните в любое время.

– Так Вы не ответили ни на один вопрос. Что было в ящике? – спросила я.

– Я сам точно не могу сказать. Ящик принадлежал одно время Штрюмпфелю – это точно.

Посидев ещё немного, Вакс ушёл. Лариска закрыла за ним дверь и кинулась к окну.

– Машина какая-то во дворе стоит. Возле помойки. – сообщила она, – Сел и уехал. А чего приходил, чего надо?

– Тебе же сказали – по поводу ящика. – сказала я.

– Только туману ещё больше нагнал.

– Ну почему. Зато мы теперь знаем, что «Дети Единорога» существуют.

– И что нам это даёт?

– Не знаю.

– Вот именно.

Ладно, я пошла, у меня контрольная завтра по информатике.

И дочка удалилась к себе. Я тоже собралась в свою комнату, но вспомнила про оставленные на столе тетради. Вернулась и забрала их с собой. На прикроватной тумбочке меня ждал последний переведённый отрывок:

«…схватил меня за руку

– Не вздумай!!!

С большим трудом я понял, чего хочет от меня этот человек. Он обращался ко мне не на немецком. В том состоянии полной амнезии и отсутствия логического мышления для осознания этой фразы потребовалось минут десять. А может и больше. За это время этот человек не только отобрал у меня мой верный парабеллум, тот самый П-08, подаренный мне Капитаном перед самым экзаменом, и напоил меня чем-то приторным и ужасно холодным, усадил за большим валуном, что бы ветер не донимал пригоршнями мелкого-мелкого снега и стал разводить маленький костер. Для меня осталось загадкой из чего так быстро можно разжечь костер, когда вокруг куда ни кинь взгляд – тундра.

– Есть будешь? – снова спросил он.

«Русский!!!» – обожгла меня первая сознательная мысль…….неразборчиво….»

Досталось там, однако им – и этому Штрюмпфелю и родственнику этого Вакса. Я снова вернулась к чтению.

«…постепенно. Постепенно я отходил от того состояния, в которое попал. Уходил страх, уходила головная боль, никто больше не возникал из тумана. Рядом спокойно сидел невысокий человек в одежде аборигенов. По его словам аборигены назывались саамы. Своего имени мне он не назвал. Сказал:

– Зови нойд…

Лишь после этой экспедиции я нашёл, что так на саамском языке зовут местного колдуна. Но тогда мне было уже всё равно. Я выжил. Возможно, в единственном числе. И это одновременно радовало и страшило.

– … … … швед? Или германец?

Упустил я нить беседы. И лишь кивнул:

– Значится германец. И по-русски говорить умеешь. Ну-ну…

Что я мог возразить? В его раскосых глазах совершенно не было агрессии. Он ещё раз напоил меня своим замечательным холодным травяным напитком.

– А сюда вас зачем занесло-то? Небось всё камни ищите? Так без людей камни – они всего лишь камни. Только люди правильные слова знают, от которых камни поют.

Видимо, у меня на лице отразился немой вопрос.

– Поют, поют… Даже тени предков иногда приходят…

– Так всех этих людей погубили камни? Тени предков? – горло с трудом выдавало звуки…

– Этих-то? Нет. Этих замярячело сперва… А потом… На-ка чайку похлебай.

Тогда я совершенно не понял этого слова. И не уточнял. Позже старый учёный мне поведал причину поведения людей. По его словам всего лишь обычные северные сполохи на небе приводили психику людей в такое психосоматическое состояние. Но он не смог объяснить смерти, которые последовали за безумием.

– А потом? – через какое-то время спросил я.