Гунар Цирулис - Квартира без номера (Сборник)

На берегу, между рыночными ларьками, кишела пестрая толпа. Толстые хозяйки рядились о цене с еще более толстыми торговками. Чуть поодаль студенты в суконных мундирах и профессора в черных шелковых шапочках рылись в книгах, в беспорядке разложенных букинистами прямо на мостовой. Хватало тут и простого люда. С давних пор в семьях скудного достатка укоренился обычай в свободные минуты приводить детишек к Даугаве. Здесь всегда было чему подивиться, начиная от заморских парусников и кончая свадебными кортежами, которые после церемонии венчания в одной из городских церквей обычно проезжали вдоль берега реки. Одним словом, вокруг царило обычное воскресное оживление, такое знакомое и близкое Дине.

И все же что-то переменилось. Поначалу девушке казалось, что она просто отвыкла от Риги — вдалеке, за границей, родные места всегда представлялись более милыми сердцу, более красивыми и веселыми. А сейчас все окружающее почему-то воспринималось как театральный спектакль, где актеры механически исполняют свои заигранные роли, скандируют давно опостылевшие слова. Однако вскоре Дина почувствовала, что это яркое зрелище таит в себе огромное напряжение. Достаточно было перенести свой взор вдаль, как заметными становились признаки надвигающейся бури. Многие заводские трубы уже не изрыгали в небо облака черного дыма. Остальные робко курились, словно в предчувствии забастовки, которая в любую минуту может оборвать дыхание фабрики. Возле берега торчала германская канонерка «Гогенцоллерн». Придя с «визитом дружбы», она так и осталась в Риге, готовая при первом сигнале опасности вывезти подданных кайзера Вильгельма из угрожавшего мятежом города.

Дина взглянула на железнодорожный мост, и в ее памяти невольно возникли события страшного дня тринадцатого января…

В тот день мадам Герке велела отнести одной заказчице шляпу. Дина еще сейчас хорошо помнила — лиловую, с золотой парчовой лентой и черным страусовым пером. На Дине было тоненькое демисезонное пальтишко, и она бежала, чтобы не замерзнуть. За углом девушка увидела шествие. У людей были взволнованные лица, слышались гневные возгласы. Впервые она видела, как реют алые, словно пламя пожара, знамена. Минувшим воскресеньем в Петербурге расстреляли мирную демонстрацию, направлявшуюся к царскому дворцу с петицией. Сотни убитых, не счесть раненых…

Зажатая со всех сторон толпой, Дина с трудом продвигалась вперед. Вдруг раздались залпы — один, другой, третий. Повсюду кровь, скорчившиеся тела, стоны раненых, проклятия, плач. И Дина тоже что-то кричала и плакала. Ее схватил жандарм и стал бить, она укусила его за руку. Оказавшийся рядом человек размозжил ему голову. Да, в тот день Дина состарилась на десять лет, да и поумнела на столько же.

Поговорить с братом не удавалось — после январских волнений в политехникуме Фауста разыскивала полиция, и он, даже не попрощавшись, уехал в Льеж продолжать там занятия на химическом факультете.

Дина надеялась, что старый друг детства Робис поможет ей разобраться в мучивших ее вопросах, — он всегда был верным товарищем, перед ним можно было открыть душу. Но оказалось, что он и Фауст словно сговорились всю жизнь смотреть на нее, как на маленькую девочку, которую надо беречь от всяких сквозняков. Дина понимала, что Робис желает ей добра, и все же это причиняло боль и даже обиду… Ну ничего, дорогу в подполье она нашла и без их помощи.

И вот она очутилась в Бельгии, куда мадам Герке отправила ее изучать заграничные моды, познакомилась с Эрнестом, часами обучалась стрельбе в развалинах Льежской крепости, вместе с товарищами ходила по оружейным заводам.

И теперь по Риге шагала уже не молоденькая швея Дина Пурмалис, а товарищ Дайна, такая же, как Эрнест, носивший подпольную кличку «Атаман», как Робис, как многие другие, которые еще недавно представлялись девушке чуть ли не сказочными героями…

К действительности Дину вернула знакомая фигура, шагавшая по понтонному мосту. Это не мог быть никто иной, кроме Грома. Старый, верный товарищ, который так часто приходил к брату.

Дине пришлось догонять его бегом. Забежав вперед, она заглянула в лицо торопливо шагавшему мужчине. Ну конечно, из-под козырька фуражки, сквозь стекла очков на нее взглянули серые глаза Грома. Пухлые губы растянулись в радостную улыбку, приоткрыв, по меньшей мере, восемь блестящих металлических зубов, которые были вставлены взамен выбитых в тайной полиции. Каким бы тяжелым ни бывало его положение, какие бы опасности ему ни угрожали, этот человек никогда не терял бодрости и чувства юмора. Он спокойно ухмылялся, когда мастер ругал его и грозился выгнать с работы, с улыбкой шел навстречу цепи городовых. Рассказывали, что Гром улыбался, когда его в «музее» допрашивал Регус. Это так взбесило начальника тайной полиции, что тот ударил ему рукояткой револьвера по зубам.