Между прочим Атар-Гюль, молодой негр с курчавыми волосами, улыбался во сне, волнуемый воспоминанием о родине и приятным призраком минувшего счастья. Бедный негр был так доволен своим сновидением!
– Я посмеюсь тебе передо мной, черный урод! – сказал Брюлар, которому досадно было видеть эту неуместную веселость, и ударом дубины разбудил спящего.
Право, жалко было смотреть на этого человека, недавно столь веселого, столь довольного, вдруг погрузившегося в мрачное безмолвие при виде своих оков и заливающегося слезами.
Ибо тогда он вспомнил о настоящем своем положении и подобно прочим почувствовал ужасный голод, потому что во время тревоги их совершенно забыли и не кормили.
Брюлар прошел к самому концу корабля; там были помещены женщины.
– А-а! – сказал атаман. – Вот здесь-то сераль, черт возьми! Нужно посмотреть это хорошенько, Картаут, принеси-ка мне фонарь! – крикнул он своему прислужнику.
Фонарь тотчас был принесен, и Брюлар начал осматривать.
Представьте себе около двадцати негритянок от семнадцати до двадцати двух лет, стройных, рослых, здоровых молодых девушек с красивыми лицами, прямыми и тонкими носами, высоким лбом, покрытым густыми длинными черными волосами, лоснящимися как воронье крыло. А какие глаза! Пламенные, сверкающие! И розовые губы, между которыми белел ряд жемчужных зубов.
Если бы вы видели их, всех этих негритянок, странным образом освещенных дрожащим светом фонаря Брюлара! Одни из них, едва прикрытые лоскутом пестрой ткани, показывали круглые и полные плечи, другие закрывали руками свою прелестную грудь, третьи…
Одним словом, вид этих черных красавиц так прельстил Брюлара, что он сказал своему прислужнику Картауту:
– Сведи-ка ко мне в каюту вот этих двух мамзелей! – И указал на них дубиной, ударив при этом их по спине.
Картаут отпер запоры и погнал перед собой этих двух бедных девушек, печальных, полунагих и робких.
При виде их, входящих по узкой лестнице каюты, тусклые глаза атамана заблистали подобно двум горящим уголькам.
Он последовал было за ними, но, сделав несколько шагов вперед, был остановлен странным и ужасным зрелищем.
Читатели наши, вероятно, помнят того высокого красивого негра, которого покойный шкипер корабля «Катерина», господин Бенуа – царство ему небесное! – купил у маклера Ван Гопа, Атар-Гюля, столь внезапно разбуженного дубиной Брюлара, за то, что этот негр осмелился смеяться перед ним во сне.
Отделенный от прочих неизвестно по какой причине, он был помещен близ выхода на палубу.
Проходя мимо него, атаман поскользнулся, споткнулся и упал на пол, ругаясь.
Поднявшись на ноги, он увидел свои руки, запачканные кровью, и Атар-Гюля, лежащего почти без дыхания.
Он подошел к нему и, рассмотрев хорошенько, увидел, что несчастный прокусил себе жилы на руках зубами, чтобы изойти кровью и умереть.
– А, собака проклятая! – воскликнул атаман. – Ты хочешь лишить меня двух тысяч франков! Нет, брат, постой! Я не дам тебе умереть! Эй, Картаут, скорей сюда!
Прислужник поспешно прибежал.
– Ступай наверх в каюту и мигом принеси мне оттуда два носовых платка, корпии и кусок жеваного табака… Нечего делать, придется самому быть лекарем!
Когда Картаут принес все требуемое, то Брюлар проворно перевязал искусанные руки Атар-Гюля и остановил кровотечение.
– Теперь, – сказал атаман двум из своих разбойников, – свяжите руки этому черномазому черту да отнесите его наверх на палубу… Ему надобно проветриться.
Разбойники унесли Атар-Гюля почти бездыханного. Оживленный свежим ветерком, он открыл глаза. Это был, как известно, человек высокого и крепкого телосложения, не уступавший ни в чем Брюлару.
По знаку атамана все разбойники удалились и оставили его одного со своим пленником.
Атар-Гюль также пристально смотрел на него.
Эти два человека должны были непременно полюбить или возненавидеть друг друга с первого взгляда.
Они возненавидели. Это ощущение было мгновенное, но выразилось различным образом у каждого из них. Глаза Брюлара засверкали, губы побледнели. Напротив, Атар-Гюль остался спокойным и равнодушным, и даже кроткая улыбка появилась на его устах. Взоры его, сперва неподвижные и проницательные, устремленные на атамана, вдруг сделались умоляющими и боязливыми, и негр с выражением глубокой покорности протянул свои руки Брюлару.
Хитрая смышленость дикаря подсказывала ему, что для удовлетворения ненависти нужно притворяться и идти мрачными и далекими извилинами. И лицемерие, столь же искусное в диком, как и в образованном состоянии человечества, очень помогло ему в этом случае.
Читать дальше