Вероника Горбачева - Иная судьба. Книга 1

– …Жана-кузнеца племянница, – услышала над собой. – В прошлом году осиротела, вот хотел к делу пристроить, на кухню или в прачки. – Две пары ног не торопясь, твёрдо печатая шаг, спускались по ступенькам, казалось, прямо над головой девочки. – Прикажете сыскать? – Вкрадчивый голос понизился до шёпота: – Привести?

– На кой она мне… сейчас, – холодно отозвался барон. – Не любитель. Девка должна быть девкой, в теле, а эта пока так, недоразумение. Что я с ней делать буду? Жану скажи, чтоб сюда не пускал, пока Анну в пансион не отправлю.

Впервые в жизни Марту выпороли именно в тот день. Но её-то – слегка, для видимости, потому как управляющий неподалёку крутился, чтобы видеть, как барское слово отзывается, а вот бестолковую сестрицу двоюродную – от души. Чтобы знала, как малолеток по замку водить.

…Прикусив палец, чтобы не заплакать в голос, Марта кое-как сдержалась. За что ей это? Выходит, вся её жизнь пошла наперекосяк ещё с той поры? Из-за маленькой капризной дряни, которая что хотела, то и получала, жила в холе, в воле, в сытости… Чего ей замужем за герцогом не хватало, дуре набитой? И это из-за неё вчера её чуть было не… не… Спасибо доброму капитану Винсенту, никакое он, оказывается, не чудовище, а просто ангел-хранитель, не иначе.

Ещё одна карета вкатилась в тюремный двор, величаво, торжественно, словно не замечая нацеленных пик и шпаг. Остановилась аккурат напротив крыльца, и из позолоченной дверцы, шагнув на просевшую от тяжести приставную ступеньку, снизошёл на землю дородный важный господин, одетый столь богато, что, когда он двигался, десятки мелких драгоценных камешков на камзоле перешёптывались и шуршали, задевая друг дружку гранями. Голову прибывшего украшало невиданное ранее Мартой чудо – парик с буклями; дорогое кружево волнами шло на груди, ниспадало с манжет. Шпага, более парадная, чем боевая, цеплялась за ноги, но сей факт совершенно не смущал расфуфыренного господина.

Герцог молчал. Кинул недобрый взгляд на супругу, вдруг что-то победно замычавшую сквозь кляп. Чучело в драгоценном камзоле отвесило изысканный поклон.

– Ваша светлость, господин ге'гцог, п'гиношу глубочайшие извинения за столь поздний визит…

– Визит-то, пожалуй, 'ганний, – с непередаваемым сарказмом прервал его светлость. – Для тех, кто по ночам спит с чистой совестью. А вот чем вы всю ночь напролёт занимались, господин посол, что не заметили, как она прошла? Считали овец?

– Изволите шутить, – благодушно отозвался собеседник. Словно не на тюремном дворе и под прицелом десятков глаз пребывал, а заглянул к дорогому соседу приятно провести время. – Я, суда’гь мой, п'гедпочитаю п'говодить ночь в компании хо'гоших книг, философов, д'гузей… к'гасивых женщин, наконец, это же так понятно… А вот вы, к наиглубочайшему моему п'гиско'гбию, лишили меня общества одной из них; нехо'гошо, нехо'гошо…

Анна как-то странно успокоилась и лишь торжествующе поглядывала на мужа поверх завязок кляпа. Солдаты, державшие её, тем не менее, хватку не ослабили, да и прочие по знаку капитана незаметно, шаг за шагом перестраивались, окружая экипаж добрейшего с виду и безобиднейшего гостя.

– Объяснитесь, милорд. – Герцог учтиво поклонился. – Обещаю исправить свою бестактность, насколько это будет возможно. О какой даме идёт речь?

– О новой подданной б'гиттской импе'гии, до'го'гой мой, – толстяк любезно улыбнулся, но Марте почуялся в его усмешечке волчий оскал. – Коия уже целые сутки пользуется дипломатической неп'гикосновенностью, поселившись на те'г'гитории б'гитского посольства, и недавно изъявила желание покинуть данную ст'гану, несмот'гя на то, что та благоденствует и п'гоцветает под вашим чутким 'гуководством. Кто угадает, какие мотивы движут се'гдцем женщины? Тем не менее, мой до’го’гой, она изъявила желание стать подданной Его Импе'гаторского Величества Вильяма Вто'гого; и кто я такой, чтобы п'готивиться женской воле? Посему – ставлю вас в известность о недопущении а'геста оной дамы… – голос посла незаметно налился жёсткостью, – и т'гебую немедленного её освобождения.

Марта вникала с пятого слова на десятое, да и картавость приезжего вельможи не способствовала пониманию его речевых изысков. Но смысл был ясен: отпустить Анну, и точка! Будто он имел право требовать, этот индюк! Она непроизвольно подалась вперёд, чтобы лучше видеть и слышать. Шажок вроде и крошечный, но капитан, стоявший к ней ближе, напрягся и чуть отклонился вправо, как бы… заслоняя её? Уловив каким-то шестым чувством, что ей лучше не высовываться, Марта замерла.