Вероника Горбачева - Иная судьба. Книга 1

Глянув в широко открытые, полные стыда и отчаянья, карие глаза, его светлость словно пропустил удар кулаком под дых. Ему нужно больше доказательств. Больше. Он не купится на этот кроткий ангельский взгляд. Пусть сперва докажет свою невиновность… невинность…

– Чулки можешь оставить. – Герцог с неудовольствием отметил, что по непонятной причине охрип. – Всё остальное долой. И ближе к свету, быстро, – добавил сквозь зубы. Его реакция на Марту – Анну, черт её дери, Анну! – совершенно ему не нравилась. – Не стесняйся. Жену свою я и не в таком виде лицезрел, даже не одну, а с несколькими кавалерами, а если ты – простая деревенская девушка, как утверждаешь… В деревне ведь и нравы просты, наверняка уже кувыркалась с кем-то не сеновале, а? Признайся, было?

Это что же, теперь он ей все обиды припомнит, на жену накопленные?

– Зачем вы так? – прошептала Марта. Но больше ничего говорить не стала. Бесполезно что-то доказывать; скорее бы это всё закончилось, ей уже всё равно, как, лишь бы закончилось… Медленно стянула через голову чужую сорочку, пропахшую душным цветочным запахом. И почему это его светлость всё время заходит ей за спину? Ненормальный какой-то. Девушки рассказывали, что мужчин в первую очередь интересует грудь, а потом уже остальное…

– Тебя что, наказывали? – Герцог провёл ладонью по вздрогнувшей от прикосновения обнажённой спине с трогательно торчащими лопатками. – Не понимаешь? У тебя вся спина в отметинах от розог, и давнишних, и свежих, кто тебя так?

– Пастор Глюк…

Голос у Марты сел. Потому что именно сейчас, стоило услышать о наказании, водворился на место кусочек памяти, рассыпавшийся в лесной избушке, и стало ясно, отчего временами горит и чешется спина. Шрамы заживать не спешили, кожа у Марты была, не в пример прочим, нежная; видать, от неизвестного отца доставшаяся… Метки от лозины, вымоченной в солевом растворе, покрывались коростой, горели от проступающего во время работ пота, пачкали, бывало, сукровицей нижнюю рубаху. И ещё она вспомнила, каково это – быть привязанной к столбу, вздрагивать от каждого удара и ощущать, как впиваются в незащищённые груди и живот острые выступы бывших сучков, лишь слегка сглаженные телами тех, кто здесь отбывал своё до Марты. Три столба были крепко вкопаны в земляной пол в специальной комнате при домике святого отца, три «столпа смирения и умерщвления плоти и страстей человеческих…»

– Что ты натворила? – уже мягче спросил герцог.

– Ничего. Это не… наказание. – Марту пробила дрожь. – Он всех красивых девушек порол. Особенно постом. Чтобы не соблазнялись и других не вводили в искушение.

– Не заговаривай мне зубы. Продолжаем. И бельишко снимай; у тебя как раз на попке должна быть родинка.

– Ваша светлость, – не выдержав, взмолилась Марта, пытаясь обернуться, но была жёстко удержана за плечи, – а если там действительно что-то есть? Бывают же совпадения…

Сильные мужские пальцы побарабанили по её плечу.

– Бывают. А что ты так разволновалась? Сама не знаешь, как выглядишь? Ты что, в зеркало на себя не глядела?

– Откуда у нас зеркала, ваша светлость?

– Довольно. – Окончательно потеряв терпение, герцог одной рукой перехватил её поперёк живота, пригнул к столу, а другой – сдёрнул с девушки панталончики, как с малого дитяти, которого собираются высечь. И гневно выдохнул, не обращая внимания на сдавленный писк Марты. Родимое пятно в форме сердечка было на месте.

– Ах ты… – тихо проговорил герцог, чувствуя, как глаза заволакивает багряная пелена гнева. – Ты всё-таки… и ты осмелилась плести тут…

Ещё немного – и он убил бы её на месте. За наглую ложь. За то, что едва не повёлся на эти чудесные, кроткие, как оказалось, лживые глаза, на краснеющие ушки и плечики, на россыпь веснушек, с которыми Анна безуспешно боролась. Убил бы… И только собственная ярость дала ему понять, как же, оказывается, он хотел, чтобы эта… эта дрянь оказалась не потаскухой, а милой прелестной девочкой, свежей и незапятнанной, о которой он когда-то грезил…

Он оттолкнул Марту с такой силой, что та впечаталась животом в край стола и распласталась на столешнице, как лягушка, а сам навалился сверху. Она даже не успела понять, что происходит, а железные пальцы уже сомкнулись на её шее, пригвоздив, не позволяя поднять головы. Что, что он увидел? Чем она его прогневала?

– Не дёргайс-с-ся, – от злости светлейший зашипел, как разъярённый питон. – Лживая дрянь…

– Ваша светлость! – придушенно вскрикнула Марта, поняв, что вот сейчас и произойдёт непоправимое. – Не надо, пожалуйста! Я девственница!