Ольга Байбулова: Светлая грусть

Крышка самого дорогого из имевшихся в ритуальном бюро гробов была открыта, из него торчали ноги и держащие газету руки. Бригадир улыбнулся и деланно строгим тоном спросил:

–Работаем, значит, Фомич?

Ноги в гробу дернулись, руки отпустили газету, и она накрыла лицо плотника, напугав его даже больше, чем неожиданный оклик. Фомич откинул ее и поспешно сел в гробу.

–А, Андрюша, это ты, – проговорил он, обидевшись на шутку младшего товарища, – чуть до смерти меня не напугал!

–В этом бы гробу тебя и зарыли.

–Могильщик ты и шутки у тебя похоронные. А думать надо о…

–Хватит демагогию разводить, – сразу оборвал его гость, прекрасно знавший, что Фомич лет двадцать преподавал философию в университете, поэтому профессионально умел говорить много и ни о чем, а работу в «Вечной памяти» воспринимал как подготовку к переходу в мир иной и об этом, если получалось, тоже мог разглагольствовать часами.

–Расскажи лучше, куда мы завтра направляемся? – четко спросил мужчина, надеясь на прямой ответ.

–Вы завтра направляетесь к Стасику, – размеренно ответил плотник, вылезая из гроба. – Такой хороший парень! И жена у него – прелесть!

–Так мы же ее хороним!

–И что дальше? – плотник мутными глазами посмотрел на собеседника. – Будь я помоложе, а она живая…

–Ты, видимо, уже хорошо помянул эту, – бригадир посмотрел на полученный от шефа листок, – Олесю.

–Ну, не то что бы… Понимаешь, мы коньяком поминали… настоящим… а у меня организм к нему не приучен…

–Бросил бы пить на старости лет!

–Да я и не пью, я поминаю, – он несколько раз попытался завернуть левый рукав. Когда это, наконец, получилось, долго пристально вглядывался в циферблат, а потом произнес:

–Вот через час гроб для нее принесут, я опять туда…

–Да ну тебя, Фомич, никакого толка не добьешься.

–А тебе что надо-то?

–Хоть как проехать туда, объясни.

–Прямо, прямо, – он задумался, – прямо, а потом направо, а там въезд во двор … минут через двенадцать…

–Спасибо, я сам разберусь, – он повернулся и вышел.

–Фомич в своем репертуаре, – резюмировал Андрей Юрьевич своей бригаде, – говорит много, но все без толка.

–Значит, хорошо помянул кого-то, – заметил здоровяк Лешка, в его голосе вместе с иронией были нотки зависти.

–А мы завтра хороним девушку двадцати двух лет. Смотри, Денис, не скажи между делом, что ей под полтинник, а то безутешный вдовец тебе голову оторвет.

–Глупые у тебя, Юрьич, шутки – тот мужик на все шестьдесят и выглядел!

–Но тебя никто не просил его вдову дочкой называть, – ухмыльнулся Лешка.

–Случайно вырвалось, с кем не бывает…

–Бывает-то оно бывает, но проследи, чтоб завтра не вырвалось, потому как муж покойной требует всего по высшему разряду, – продолжил бригадир.

–А едем-то куда? – спросил худой и деликатный Вовчик – он недавно трудился в похоронном бюро и все еще болезненно воспринимал свою работу.

–Разберемся…

Следующим утром вторая бригада «Вечной памяти» отправилась туда, где шумные дороги и чадящие заводы отступали перед великолепием живой природы. Коттедж их клиентов находился практически в лесу. Его черепичная крыша горделиво возвышалась среди обильной зелени. Для катафалка путь к дому был закрыт дорогими автомобилями всех возможных мастей, так что Андрею Юрьевичу пришлось прогуляться пешком по дорожке аккуратного палисадника вокруг дома. Это было настоящее царство роз. Цветущая сказка, что раскинулась здесь, опровергала все законы логики – то, что розы прихотливы и не цветут в это время года; то, что ими практически невозможно украсить живую изгородь и даже то, что многие сорта вообще не пахнут, а лишь радуют глаз. Мужчина шел сквозь королевство белых, нежно-розовых и бордовых цветов, источавших божественный аромат. На яркой газонной траве, листьях и лепестках сверкали капли росы (или воды от недавнего полива), и среди всего этого великолепия возвышался дом, густо овитый неизвестным похоронному бригадиру растением. Все это создавало впечатление величественной и дикой красоты. Мужчина невольно залюбовался ею, но потом опомнился и позвонил в дверь. Открыла женщина в форменной одежде. Узнав о цели визита, она попросила обождать и куда-то скрылась.

«С жиру бесятся», – подумал Андрей Юрьевич.

Через несколько минут он увидел того, кто бесился с жиру: светловолосого молодого человека в безупречном черном облачении. Его правая щека была скрыта под пластырем, кое-где испачканным кровью – повязка закрывала большую свежую рану.