Галина Яцковская - Последняя ведьма Гарца

Она проводила меня наверх. Завтра же уматывать отсюда, завтра же, повторяла я, пока мы поднимались по лестнице.

«Тебе звезды оставить в окне? Не помешают?»

«Оставить!» – буркнула я. Мне было все равно, хоть три луны повесь.

«Тогда спокойной ночи, спи сладко!»

«Гуте нахт,» – отозвалась я и про себя добавила – «твою мать! Спасибо за приятный вечер!»

У двери Гризельда обернулась. Нет, она никак не могла оставить меня в покое.

«Да! Если черти явятся, не обращай внимания.»

«Ооо!..» – простонала я, заворачиваясь в одеяло.

Но черти не явились, и я прекрасно проспала всю ночь.

Я открыла глаза и сразу увидела небо. Оно ликовало в двух огромных окнах и было таким ясным, синим и сильным, что на меня вдруг свалилось счастье. Вот уж чего никак нельзя было ожидать. Я лежала под пуховым одеялом, где-то на краю земли, в чертовой немецкой глухомани, в окружении леса, гор, может быть, даже чертей и зеленых кобольдов, в избушке сумасшедшей ведьмы, обалдело пялилась на небо и была счастлива. Здесь меня никто не найдет. Мое падение в пропасть и раздирание на части посредством жуткой псины отменилось. Значит, дел никаких и можно поваляться в постели и полистать «Настольную книгу цветовода», которая как раз открылась на странице «Ирисы» и источала их нежный запах. И тут раздался лязг железа. Это распахнулся сундук с боеприпасами и кинул в меня мягким халатом, а потом залепил прямо в лоб трусиками. Неплохое начало дня, подумала я и побежала умываться. Босиком по теплым деревянным половицам.

На кухне никого не было, но в саду я услышала голос Гризельды:

«Стой смирно! Перестань уворачиваться! Посмотри, как ты зарос! Это неприлично, в доме же гости, что о тебе подумают?»

Я вышла на террасу и увидела Гризельду с мощным секатором в руках, которая воевала с шиповником.

«Будешь царапаться – постригу наголо, а так я тебе сделаю хорошенький ирокез! Ты же хотел такой?»

Шиповник молчал, как партизан на допросе.

«Доброе утро, фрау Вильдфрухт!»

«А, проснулась, милая Лиза?»

Гризельда обернулась. Мать честная, ее было не узнать. Куда подевались седые букольки, сутулые плечи и скованная походка! Передо мной стояла женщина лет сорока, крепкая, загорелая, с длинными темными волосами, небрежно заколотыми костяным гребнем. Только глаза были те же, серо-зеленые, цвета лесного ручья, с коричневыми пятнышками вокруг зрачка, как будто камешками на дне.

«Вы так помолодели!» – не удержалась я.

«Ах, пустяки! Просто я живу сейчас обратно.»

«Куда, простите?»

«Обратно! Ты что же, думаешь, что в такое прекрасное утро можно стареть? Это было бы против всех законов природы! Вот я и помолодела.»

«А завтра?»

«Завтра посмотрим на погоду! Может, помолодею, а может, вот просто лягу и умру! Похоронишь меня тогда, ладно? Вот здесь, под грушей.»

Ловким движением она отхватила еще несколько веток у брыкающегося шиповника, собрала все обстриженные ветки в охапку и бросила их в желтое ведро с водой.

«Пригодится для ликера, укрепляющего упрямство, зловредность и строптивость. Он хорошо идет. Я сварила тебе яйцо!» – вдруг без всякого перехода объявила Гризельда с такой гордостью, как будто она его снесла. – «И сейчас мы будем завтракать!»

Завтрак был накрыт на террасе, залитой свежим утренним солнцем. Похоже, что за ночь март сменился апрелем, а ноябрь сентябрем, думала я в духе здешней логики, усаживаясь на подушку в плетеное кресло. Обещанное яйцо в самом деле гордо торчало из керамической подставки посреди стола и означало особую пышность немецкого завтрака. На деревянной доске лежало четыре кусочка разных колбасок и четыре тонких полоски сыра, две светлых и две рыжих, все четыре с большими дырками. Я с голодной тоской оценила величину дырок и пересчитала булочки в корзинке. Их было ровно две, одна с кунжутом и одна с тмином. Гризельда задумчиво посмотрела на меня, перевела взгляд на стол и позвала:

«Томас?..»

Я услышала, как в кухне со скрипом распахнулись дверцы буфета, а затем задрожала стеклянная дверь террасы. Об закрытую дверь изнутри колотились какие-то предметы.

«Майне гюте, дверь!» – воскликнула Гризельда, распахнула дверь и на волю со свистом вырвались и плюхнулись на стол булочки, свертки и связки всякой снеди. Последней просвистала и встала прямо передо мной, подпихнув в бок кофейную чашку, баночка с медом. Это мультфильм, решила я, тупо глазея на груду жратвы, которая тем временем аккуратно раскладывалась на столе. Это такой большой телевизор, три Д, Дисней, студия Фантом.